Перстень Парацельса

— Как ты догадался? — тихо спросила Карина.

— Почувствовал, — угрюмо ответил Рыжий. — Когда?

— Неделю назад. — Девушка вздохнула и отвела глаза. — Примерно раз в месяц он звонит и требует приехать.

Это стало последней каплей.

— Подонок!

— Мразь!

— Скотина!

«Спящий, если ты меня слышишь, спасибо!» — с чувством воскликнул Бранделиус.

Беззвучно.

— Ты должна от него освободиться, — твёрдо произнесла Даша. И оглядела присутствующих, удивившись внезапно наступившей тишине.

Они не испугались. Они оказались на перепутье.

С одной стороны — прошлая жизнь и прошлые установки, зазубренные в детстве правила, этические нормы, понятие греха и… и боязнь попасться, разумеется, куда же без неё.

С другой — бурлящая внутри сила. Упоительное ощущение власти. Ну и тот факт, что о помощи просила не абстрактная женщина, а одна из них, такая же избранная.

И неизвестно, сколько бы они стояли на том перекрёстке и в какую сторону направились бы, не выскажись Герман.

— Полагаю, вопрос даже обсуждать нелепо, — негромко произнёс он.

— Что значит «нелепо»?! — взвился Виктор.

— Это значит, что гад должен получить по заслугам.

— Хочешь его убить?

— Мы должны его наказать.

— С каких это пор мы стали… Гм… — Громов чувствовал, что его несёт не туда, но не смог остановиться. — С каких это пор мы стали «мы»?

— С церемонии.

— Я с удовольствием помогу, — первым заявил Сатурн.

— И я, — кивнул Марат.

— Мы должны это сделать, — подытожила Даша. — Должны избавить мир от грязи.

И все посмотрели на Виктора. И Бранделиус, взгляд которого был Громову особенно неприятен. И он понял, что не может промолчать.

— Естественно, я с вами, — проронил он, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Я просто…

— Трудно принимать новое, да? — с улыбочкой спросил Антон.

— Да, — ответил Виктор, глядя на Дашу. — Очень.

* * *

— Ты уверен? — изумлённо переспросил Меркель.

— Я следил за ним с того момента, как он вышел из дома, — спокойно ответил Мустафа. — Проследил до Цыганских дворов, до встречи с уголовниками…

— Они наверняка выбрали для этого уединённый уголок, — прищурился шаман.

— Дальше я отправил «птичку» и видел всё её глазами, — сообщил иллюминат. И тут же, предвосхищая вопрос компаньона, объяснил: — Герман не заметил артефакт, потому что не реагирует на магию.

— Откуда ты знаешь?

— Я запускал «птичку», когда он сидел в машине — никакой реакции. Запускал прямо перед его носом.

— Ну… ладно. Допустим. — Проявленная Джафаровым предусмотрительность произвела на Авдотия впечатление. — Что дальше?

— Дальше Герман их убил, — пожал плечами Мустафа. — Обоих.

— За что?

— Они решили его ограбить.

— То есть самооборона?

— Как посмотреть… — Иллюминат прищурился. — С одной стороны, да — самооборона. С другой — что он делал в Цыганских дворах? Зачем поехал туда?

— Может, он торчок, — предположил Меркель.

— Не похож.

— Торчки маскируются.

— Торчки стараются работать со своими дилерами, — подумав, ответил Джафаров. — А Герман пошёл вслед за первыми же встреченными бандитами. Нет… Он их искал.

— Хотел убить?

— Я бы сказал — да. — Мустафа помолчал. — И ещё я бы сказал, что ему нравится убивать.

— Он садист?

— Нет, он убивал быстро и точно, не наслаждался страданиями жертв, он… Мне показалось, что ему нравится сам процесс убийства.

— Откуда ты знаешь? — не выдержал Меркель, которому очень, очень, очень и очень не нравилось то, что он слышит.

— Я видел его лицо во время убийства, — объяснил Джафаров. — «Птичка» дала крупный план.

— И на основании этого…

— Я видел его лицо!

— Ладно, ладно… — Авдотий вытащил платок и вытер вспотевший лоб.

Он знал Мустафу с детства, помнил, как начинали они — мелкими жуликами, обманывающими простаков ради небольшого дохода, и знал, что компаньон — прекрасный физиономист. Джафаров превосходно «считывал» лица и наверняка специально настроил следящий артефакт так, чтобы получать крупные планы Германа.

Которому, в свою очередь, нравилось убивать. А значит…

— Бранделиус переделывает челов в сверхсолдат? — выдавил из себя шаман. С каждым мгновением он всё больше и больше убеждался, что напрасно ввязался в это дело, и проклинал тот день, когда заезжий москвич решил укрыться в Уфе. — Готовит армию?

Они разговаривали в офисе — единственном их месте, полностью защищённом от всех видов подслушивания, — и белорусу вдруг захотелось вытащить из ящика повидавшего виды стола бутылку виски и «вмазать» стакан. И лишь огромным усилием воли он заставил себя не думать о спиртном.

— Перед Германом я наблюдал за музыкантом, Маратом, и не обнаружил никаких признаков агрессии или склонности к насилию, — отчитался Мустафа. — Он был рассеян, словно погружён в себя. И… — Джафаров прищурился, вспоминая: — Абсолютно спокойное лицо. Немного отстранённое… В общем — богема.

— Хорошо, если так, — вздохнул Меркель. — Нам только батальона спятивших убийц тут не хватало.

— Их всего шестеро.

— Плевать.

— Если выяснится, что они психи, — сразу же звоним в Службу утилизации, — пожал плечами Мустафа. — Собственно, мы уже можем это сделать с чистой совестью.