Нет ничего горше слез матерей по погибшим сыновьям! Оплакивали своих воинов матери, жены, дочери. Плач стоял над слободой. Хоронили всем миром. Белава не могла идти, ее привезли на санках к месту погребения. Ратников схоронили в общей могиле. Они сражались вместе, и в последний путь отправились тоже вместе. Белава онемела от горя, не смогла сказать ни слова. Только слезы тихо катились по ее лицу, а она как будто не замечала их.
Вечером Добрина сказала:
– Я не нашла тела отца, хотя знаю, что он погиб. Почему, бабуль? Всех ведь нашли, кого искали. Правда, место сражения очень велико, разбросаны были и отряды князей. Татарам легче было так убивать наших.
– Я не ведаю, почему Иван не нашелся… Печально все это, даже оплакать не могу: а вдруг жив где-то? Ведь пока тела нет, не верится, что человек умер.
– Я думаю, что он рвался к смерти, хотел ее найти, чтобы уйти к матери моей. Любил он ее больше жизни. Бабуль, а у тебя была такая любовь?
– Нашла о чем спрашивать. Любовь… Меня выдали замуж родители, я еще молодая была, как ты вот, только нравился мне другой парень. Но покорилась воле родителей. А там и срослось все. Неплохим оказался Василий, полюбила потом его. А как родился Иван, так, кажется, ближе людей для меня и не стало. Муж да сын. Так-то. И потеряла обоих.
Новожея утерла слезы концом платка.
––
А жизнь продолжается
Весна вступала в свои права. Уже теплее пригревало солнышко, стала появляться первая трава, тонкая, светло-зеленая, нежная. Теперь коза, курочки могли пастись на свежей зелени.
Мальчишки кузнецовы бегали к реке, которая, как сказал дед Пафнутий, «рыкает аки дикий зверь», за что и назвали речушку Рыкушей. Там, на берегу, мастерили пострелята плоты и спускались на них по Рыкуше к Волге. Младший из сыновей Давила-кузнеца, Ждан, оступился и упал с плота в воду. Он сильно испугался, барахтался в воде, кричать от страха не мог, а плавать не умел. Старшие уплывали по течению, хотя старались палками вернуть плот назад. Стали кричать. На счастье, неподалеку шла Добрина. Увидев барахтающегося мальчонку, бросилась в воду за ним. Она оттащила его на берег. Жданка икал и трясся от холода. Старшие братья, причалив к берегу, подбежали к ним. Добрина взяла мальчонку на руки и понесла. Руки онемели от холода и тяжести, но она не останавливалась, чтобы быстрее добраться до своих. Одежда, промокнув, холодила, сковывала движения, но девушка не обращала на это внимание. Перстень на ее руке стал горячим.
Когда они подошли к дому кузнеца, Добрина упала на землю. Детвора побежала к отцу, вразнобой рассказывая о случившемся. Давило выскочил во двор, схватил Ждана и принес его домой. Белава, увидя сынишку почти без чувств, вдруг встала и неуверенной походкой подошла. Давило удивился: не могла ведь ходить, а поди ж ты, встала! Для матери, потерявшей одного сына, непереносимой была мысль, что она может потерять и другого. Клин, как говорится, клином вышибают.
О Добрине забыли, все внимание уделяя малышу. А она сидела на талом снегу, силы покинули ее. Повыскакивали на шум соседи, увидели девушку всю мокрую, крикнули Новожею. Та помогла внучке добраться до дома.
– Скидывай скорее всю одежду! – приказала бабка. – Живо растирай тело полотенцем!
А сама кинулась к сундуку за сухими вещами. Непослушными пальцами Добрина стала стаскивать мокрые зипун, платок, сорочку, а Новожея начала сама растирать ее полотенцем, переодев, напоила своими травами и уложила на печь. Авось не заболеет!
Через некоторое время прибежал кузнец.
– Где Добрина? – спросил у Новожеи. – Хотел поблагодарить ее за спасение сына. Представляешь, Новожея, встала моя родная Белава! Вот уж не ожидал такого! Сама занялась сыном. Да где Добрина-то?
– Угомонись, Давило! – шикнула на него Новожея. – Спит моя радость, вымокла вся, замерзла. Вода еще ледяная. А для Жданки дам я отвару, пусть напоит им Белава сынишку. Слава Богу, что она встала.
– В долгу мы перед вами, родные вы наши, – со слезами на глазах проговорил Давило, поклонился в пояс и, взяв кринку с отваром, вышел.
В честь святых Бориса и Глеба
Новожея варила щи из молодой сныти, крапивы, чьи колючие листики выглянули из земли, надоела за зиму солонина, хотя экономили они ее. Она заваривала березовые почки и хвойные молодые шишечки, этим отваром поила Добрину. После гибели отца и Переслава Добрина изменилась, осунулась и как будто повзрослела. Опасалась Новожея, что тоска по погибшему Переславу сгубит ее дитятко. Поэтому заговорила травница воду: «Как ты, матушка-печь, не боишься воды, так и ты, Добрина, не боялась и не страшилась!» – шептала над кринкой Новожея, глядя на вмурованную в устье печи иконку Христа, и окропила заговоренной водой внучку наотмашь.