Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.]

Еще любопытная подробность. Ее тоже разыскала С. Л. Мухина — это воспоминания современника Бестужева Я. И. Костенецкого: «Я помню это кольцо Бестужева; оно было древнее, серебряное, очень толстое и большое, наверху которого очень искусно была сплетена корзинка, в которую, вероятно, был вделан какой-нибудь камень. Кольцо это было найдено на Куликовом поле, и он всегда носил его на большом пальце правой руки, по обычаю черкесов, которые всегда носят на этом пальце железное кольцо, служащее им пособием при взводе ружейного или пистолетного курка».

Но естествен вопрос, откуда перстень у Степана Нечаева?

Пять с половиной долгих столетий разделяют два великих для России события — на поле Куликовом и на Сенатской площади. Здесь, в рассказе о Нечаеве и Бестужеве, они объединены, понятно, усилиями памяти. История — хранительница памяти. Археологи — верные служители ее…

С. Д. Нечаев, надо знать, был археологом — причем первым, как полагаю, археологом битвы с ордами Мамая. Новый вопрос — как стал им? Ответим предположительно, но с твердой верой в надежность предположения — как по стечению обстоятельств, так и благодаря слившимся с ними истинным чувствам истинного историка.

Сперва о стечении обстоятельств — одно из поместий Нечаева в сельце Куликово, а оно в местах исторических, там, где между Непрядвой и Доном произошло Мамаево побоище.

Теперь об истинных чувствах историка: вступил, как уже знаем, в Общество истории и древностей надолго. Спустя 22 года избран даже вице-президентом.

Все вокруг тогда поощряло к занятиям отечественной историей. И взлет патриотических чувствований после победы над Наполеоном. И, что важнее заметить, образ мыслей передовых кругов тогдашнего общества — декабристов прежде всего. Один из основателей Союза Благоденствия, Федор Глинка, связывал знание истории не только и не просто с необходимостью знать эту науку как таковую. Он писал: «Историк — исполни последнюю волю героев, времен бывших, и История твоя родит героев времен будущих». Герои всегда нужны были нашей Родине.

Рьян Нечаев своим участием в делах общества: устроил археологические раскопки, затем печатает — четырежды — о своих там открытиях. Три раза в журнале «Вестник Европы». Как мне почувствовалось, явно подталкивая этим журнал прозападных наклонностей больше заниматься историей отечества своего. Подробны в описаниях находок его статьи. И еще сопровождены рисунками. Редактор с пиететом представил автора: «Почтенный литератор наш С. Д. Нечаев».

Нечаев не только исследует и не только печатает. Вдруг осознал и положил себе необходимостью сохранить — самым тщательным образом — для потомков все то, что донесла в родной земле слава тех, кто вырвал победу у Мамая. В статье «Отечественные известия» пишет с горечью: «Ничто до сих пор не свидетельствовало о великой жертве, принесенной на сем месте за свободу любезной родины. Оставалось одно предание…»

Благороден порыв — чтобы не остался великий подвиг лишь в преданиях, устроил в своем Куликове музей. Как не отметить, что это первый музей, взявшийся увековечивать память исторической битвы.

Нечаев снес в дом и стал показывать — и приезжим гостям, и крестьянам — все то, что сам находил или люди выпахивали: секиры-бердыши, мечи, копья, стрелы, нательные медные и серебряные кресты, складни… Один из бердышей, судя по рисунку в журнале, был с поразительно искусными украшениями.

Где сейчас те находки? Ведь, к превеликому сожалению, не сохранился музей. С. Л. Мухина убеждена — некоторая часть нечаевских открытий все-таки уцелела и хранится в областном музее в Туле.

Но всего того, чего добился, Нечаеву предстало недостаточным. Стал мечтать о памятнике. Стал, используя возможности журналов, взывать к самым тонким патриотическим чувствам сограждан и вербовать себе благоприятно настроенных союзников. Стал призывать к сбору пожертвований. Стал вести переговоры со скульптором…

И нашлись единомышленники. Один из них — скульптор Иван Петрович Мартос, тот самый, прославленный, что оставил для потомков памятник Минину и Пожарскому в Москве на Красной площади. Мартос охотно внял призыву и создал проект. Он до сих пор красивым рисунком хранится в архиве Нечаева. Однако не случилось воплотиться мечте. Два министра — и просвещения, и внутренних дел — отказали «за нейдением к месту». Сия невнятица означала, по их мысли, что проект в стиле классицизма слишком красив для задонской глуши.

Но не отступился Нечаев. Как говорилось в народе — память в темени, мысль во лбу, а хотенье в сердце. Так и у Нечаева. Не перестал докучать. И сим победил…

Как разузнала С. Л. Мухина, памятник был все-таки сооружен, но не Мартосом, а А. П. Брюлловым, братом великого художника. Без всяких сетований скажем, что труд Брюллова не менее талантлив и впечатляющ.

Если кто-то из читателей был на поле Куликовой битвы, то припомните на Красном холме высокую многоуступную чугунную колонну с взметнувшимся крестом и повергнутым в одной из ниш полумесяцем… Это и есть детище забот и волнений С. Д. Нечаева. Он, кстати, и место памятнику самолично выбрал.