Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.]

Но и это не все в проявлениях заботы. Серафимович счел нужным познакомить своего друга с известными писателями тех лет, в том числе с зарубежными. Среди них — немцы Иоганнес Бехер и Франц Карл Вайскопф, венгры Мате Залка, Бела Иллеш и Антал Гидаш, китайский профессор и переводчик с русского Цао Цзинхуа… Хотел учитель этого или нет, но все эти знакомства стали не просто еще одними знакомствами, а сыграли, оказывается, свою роль в международном признании романа (стало сбываться сказанное Серафимовичем в 1927-м — о том, что Шолохова через два-три года узнает весь мир). Так, один из тех, кто познакомился с Шолоховым на квартире у редактора «Октября», Бела Иллеш, опубликовал первую в печати Венгрии статью о «Тихом Доне». Эта статья привлекала внимание даже своим заголовком. Он, уверен, оказался неожиданным для тех, кто ничего прежде не знал, не слышал о Шолохове: «Новый Толстой в русской литературе». Теми же чувствами обуреваем и Вайскопф, который тоже пишет статью. В ней он оповещает немецкого читателя: «Величием своего замысла этот роман напоминает „Войну и мир“ Льва Толстого!» И китайский литератор «сагитирован» в пользу Шолохова. В его дневнике следующая запись ответа Серафимовича на вопрос «Кого из писателей он больше всего выделяет?» — «Шолохов, Леонов, Иванов… Особенно Шолохов. Мне очень нравится его „Тихий Дон“».[41]

Казачок из Вешенской вызывал у Серафимовича восхищение всем. Он внушает своим молодым друзьям из литобъединения необходимость учиться у Шолохова и, полагаю, не без особого умысла, помимо всего прочего, сказал: «И правильно он не приезжает в Москву. Сидел человек на Дону, в станице, и работал». Как-то позже снова подчеркнет эту особенность: «Шолохов правильно живет, он, несмотря на свою славу, не уходит и не может уйти от тех людей, которых полюбил с детства и о которых написал такие великолепные страницы». Еще как-то, вспомнив свое пребывание у Шолохова, обронил: «Помните, как его колхозники Мишей звали? Чужого так не назовут…».[42]

Вся эта цепь заботливых поступков и чуткой поддержки, верных оценок, доброжелательных размышлений не случайна. Во всем этом Серафимовичем движет и забота о Шолохове (не забудем о тогдашнем его возрасте, который сам по себе еще нуждается в поддержке старших), и заинтересованность в скорейшем развитии советской литературы. Видимо, примерно в то время, когда знакомится с рукописью «Тихого Дона», публикует осенью 1927 года в «Правде» очерк «Откуда повелись советские писатели». В нем пишет: «И разве пролетарский молодняк не начинает наполнять журналы в центрах? Разве читатели не повернули головы к „Разгрому“ Фадеева? Разве широко размахнувшийся красочный и углубленный Шолохов не заглянул из-за края, как молодой месяц из-за кургана, и засветилась степь? И разве за ними шеренгой не идут другие? И ведь это все комсомол либо только что вышедшие из комсомола. Послушайте, — ведь этого же нет ни в одной стране!» Почтительно сказал как-то: «Наш казачок… куда скакнул… укажите еще одного такого — нету!»

«Тихий Дон» уже стал с помощью «Октября» достоянием читателей, а главный редактор все переживает удовлетворенное изумление. Вот одно из свидетельств той поры:

«Он появился в редакционной комнате… Глаза его сияли молодой, восторженной задумчивостью, которая, конечно, не сейчас возникнув, еще не оставила его.

— А я, знаете, зачитался… Михаилом Шолоховым зачитался. Как здорово это получилось, что мы его напечатали, открыли его „Тихим Доном“!.. Ох, даже подумать страшно, что такое эпохальное произведение могло бы залежаться где-то в тени, когда народ ждет именно такой эпопеи!.. Талантище-то… а?.. Донские станицы, казачьи курени и бабы, деревенские улицы… а сквозь все это видишь всю Россию!.. И люди, все эти старики, старухи, парни, молодицы… кажется, вот с самого детства их навидался и вроде все в них тебе знакомо… а вот, поди ж ты, какое волшебство: сколько же нового, изумительного… исторического открылось тебе в этих людях!.. И опять же сквозь этих людей как бы видишь бытие всего народа…»

Все эти высказывания старого писателя об эпохальности запечатленных Шолоховым событий и судеб, о силе созданных характеров свидетельствуют о глубине прочтения романа, а ведь была пока лишь первая часть. И надо не забывать, что кое-кто и у нас и за рубежом либо сознательно, специально, либо по наивности и близорукости, от скоропалительности чтения так и не увидел главную, глубинную, основополагающую идейно-творческую суть «Тихого Дона».

Даже в семье Серафимовича произошел раскол в оценках романа. Брат писателя, журналист и критик В. Попов-Дубовский, написал статью — для «Правды». В ней он подверг Шолохова, увы, прямо-таки разносу, совершенно — во всем! — несправедливому. К счастью, редакция отказалась печатать ее.

Еще помощь…

Пришел к молодому писателю успех, а все-таки понадобилось защитить гениальный роман. Снова выпала эта доля на А. С. Серафимовича. Только все теперь ожесточенней происходило.