Перстень Тамерлана

А дождь все лил, неутомимо и нудно, и казалось, не будет ему ни конца, ни краю. Лишь далеко-далеко за лесом, у самого горизонта, появилась, становясь все шире и шире, узкая голубая полоска. Где-то на болоте, за лесом, пронзительно…

Глава 14 Плато Устюрт – Туранская низменность. Ноябрь 1395 г. Нежданная встреча

Из всех, ушедших в бесконечный путь,

Сюда вернулся разве кто-нибудь?

Так в этом старом караван-сарае

Смотри, чего-нибудь не позабудь.

Омар Хайям

…кричала выпь. Крик этот Иван вспомнил через несколько месяцев, когда караван бухарского купца Махмуда Фаязи шел к болотам близ устья Джейхуна. Тут, в камышах, тоже кричали выпи. Только камыши были другими – толстыми, упругими, блестящими – из них выходили неплохие копья и отличные флейты. Вот, чуть в стороне от болота, мелькнул рыжий хвост лисы, высоко в небе парил коршун. Было довольно прохладно, и купец – толстый рыжебородый крепыш в чалме и стеганом ватном халате, – сидя верхом, кутался в теплое одеяло из грубой верблюжьей шерсти. Он не спал уже, несмотря на раннее утро – меж щелистых отрогов плато струился туман, ниже, у болот, превращаясь в совсем плотную, почти непроглядную желтовато-бурую завесу. Места были глухие, гиблые, хоть и поспокойней стало здесь со времен владычества Тимура, однако нет-нет, да и пошаливали бродячие шайки-джетэ, грабили караваны, нападали на постоялые дворы вдоль дорог, не брезговали и разорить крестьянскую хижину. Самой известной была банда Кучум-Кума-нойона. Кучум-Кум – Кучум-Песок, Песчаный Кучум – так его прозвали за то, что уже третий год не могли поймать его отряды Тимура, казалось, все уже, загнали – ан нет, утекал Кучум со своими людьми, словно песок между пальцев. Одно слово – Кучум-Кум. Ну а нойон – князь – это он уж сам придумал, никаким князем Кучум не был, даже и близко к любой аристократии не стоял, говорили, что еще лет шесть назад был Кучум трепальщиком хлопка в Ургенче, а потом, после сожжения города Тимуром, ускользнул, собрал шайку и начал грабить всех, кто под руку попадется. Так пока и не давал покою караванщикам, видно, у Тимура руки до него не доходили пока, ну как же, есть дела поважнее – сжечь Елец, разграбить Кафу, да еще вот Сарай-Берке хорошо бы разрушить…

Купец поежился под порывами холодного, пронизывающего до самых костей ветра, закутался поплотней в одеяло, оглянувшись на караван, кивнул стражникам – пора поднимать людей и верблюдов, еще немного – и покажутся впереди благодатные воды Джейхуна. Там и караван-сарай, к вечеру, глядишь, и доберутся, если сейчас спать не будут, да и в пути прибавят шагу.

Караван поднимался. Забегал караван-баши, охранники подстегивали плетками невыспавшихся от холода рабов. Хороший удар получил зазевавшийся Салим, а вот Ивану удалось-таки увернуться.

– Вот. – Не обращая никакого внимания на боль от удара, Салим горделиво взглянул вокруг. – Скоро и родные места. Совсем скоро.

В выцветшем бледно-синем небе кричал коршун, позади, и слева и справа от болот, тянулась унылая серая земля, покрытая верблюжьей колючкой и чахлыми кусточками саксаула.

Все же Раничев, как и Салим, был рад, что длительное путешествие их подходило к концу. Три тысячи километров! Ну пусть даже поменьше. На машине-то утомишься ехать, а тут пешком. Слава богу, весь этот кошмар скоро закончится. Труден был путь, тяжел, временами даже невыносим – Ефим с Авраамкой-писцом точно бы померли, не выдержали, хорошо – удалось помочь им бежать. Где-то они теперь? Иван грустно вздохнул. Ефим Гудок, скорее всего, подался в Москву, в ватагу Семена, а Авраам – шут его знает. Может, тоже в Москву, а может, и в Переяславле завис, при дворе Олега Иваныча, рязанского князя. Всякое может быть, если не попались по дороге под шальные стрелы гулямов. Ну, дай бог выбраться. Раничев вдруг с удивлением поймал себя на мысли о том, что все больше думает именно об этом времени, об этих, живущих сейчас людях, и все меньше вспоминает музей, «Явосьму», Владу… Интересно, где сейчас Евдокия, боярышня зеленоглазая? Должна б уже быть в Самарканде, в богатом доме бека Энвера. Интересно, кем ее сделает бек, когда вернется, – простой наложницей? Младшей женой? Или – продаст, проиграет в кости, подарит кому-то? Что ж, хозяин – барин.

Иван ощутил вдруг приступ острого стыда за то, что так и не смог помочь девушке, вот не удалось – и все, хоть ты плачь! Одно хорошо – хоть не убили, жива… впрочем, и это нельзя сейчас утверждать точно, такое уж время.