«Куда нас везут? Зачем? Если приняли за разбойников почему не зарубили на месте? Хотя могут устроить показательную казнь… но тогда зачем везут к князю? А не сразу в темницу? Потому что поколотили дружинников? Возможно. Но скорее всего этот одноглазый расправился бы с ними прямо на месте. Вон как ему неймётся ремней из моей спины нарезать. Возможно хотят выпытать откуда полный воз оружия. Трактирщик сука! Если живым выберусь, сто шкур с него спущу! Хотя дочурка у него прям загляденье…»
Сколь не пытался вникнуть в суть проблемы, ничего путного в голову не лезло. Все его мысли сводились к пышной груди и упругим ягодицам дочки трактирщика. Сплюнул по забывчивости в мешок. В сердцах разгневанный, порешал положиться на судьбу и удачу. Авось беда минует и на этот раз. Хотя где-то в подсознании понимал, что свою удачу и везение израсходовал на пол жизни вперёд.
— Кто такие? — Сбил его с приятных мыслей гнусавый мужской голос.
— Пленники. — Не давая слова возничему, вступился одноглазый. — Велено доставить к князю.
— А это что?
— Телега. Отобрали у этих негодяев.
— Что в ней?
— Мечи, топоры, копья. Велено доставить…
— С оружием не пущу. — Наотрез отказал стражник. — В детинец с оружием нельзя.
— Приказ воеводы….
— Сказано тебе с оружием нельзя! У меня другой приказ. Пленников передадите нам и свободны. Который тут пердун?
— Перун… вот этот. Но….
— Свободны я сказал!
Его грубо ухватили за узлы — верёвки чьи-то крепкие руки. Быстрым рывком одернули едва, не свернув суставы. Сняли с телеги, и потянули куда-то во тьму. Руки выламывало. Пару раз он бился мягким местом о каменный пол. Похоже его тянули по узким, скудно освещенным коридорам.
Наконец усадили на жёсткую скамью. Путы на руках и ногах ослабли, и он облегченно прижался спиною к холодной стене. Рядом слышалось тяжёлое дыхание двоих мужчин. Наконец-то с головы сдернули мешок.
Некоторое время сидел без движимо на дубовой лавке, щуря отвыкшие от света глаза. Небольшая комнатушка. В углу наспех сложенная селянская печь. Посреди широкий стол. У стены лавка на которой он и сидел. Подле него с двух сторон возвышались исполинского роста богатыри. Молчаливо нависая над ним будто живые скалы, своим видом отсекали всякое желание на бунт и неповиновение.
Скудно обставленная холодная, шла в разрез с его ожиданиями. Как-никак детинец, жилище самого князя! А здесь грубо сколоченный стол, да не побеленная печь. Вырубленное по-над самым потолком маленькое оконце выходило заподлицо на вымощенную булыжниками площадь. Сбежать через такое не представлялось возможным. Разве что худощавому отроку.
Единственная польза от окна — это скудное освещение мокрого каменного пола. Даже самый захудалый пропойца украсил бы утварь резными узорами, не говоря уже о росписи. Хотя что верней всего, его привели в пыточную. А в таких местах лепости были лишними. Нервно сглотнув паренек осмотрелся, к своему великому облегчению пыточных приспособлений здесь не было.
Массивная дубовая дверь напротив, распахнулась так будто её выбили тараном. Аки вихрь в комнату влетел одетый в дорогую, расшитую златом и камнями кольчугу великан. Сколь не казались богатырями его охранники, но супротив этого гиганта они были будто тени.
Грозно гремя пудовыми сапожищами, великан быстро приблизился к пленнику. Лицо и грудь обжег испепеляющий взгляд карих глаз. Не в силах играть в гляделки с этим монстром Перун укрощено опустил голову. За столь короткое время парень научился определять по человеку не только его призвание и сословие. Но ещё и саму структуру его духа.
Этот был воин — богатырь. Самый настоящий велетень, защитник родной земли. Причем не тот который отсиживаться на заставах, да раз в пять лет на бой выходит. А настоящий боец. Такой, каким и должен быть богатырь. Благословленный богами на подвиги. Только такого и могла породить эта земля. Закалив в кровопролитных боях неспокойного времени.
Сдвинув чёрные будто ночь, лохматые брови воевода долгое время изучал пленника. Наконец почесав широкую бороду молвил:
— Оставьте нас.
Последнее было направленно в сторону стражей. Учтиво поклонившись командиру стражи удалились, громко звеня латами. В подвале повисла тишина, которую он не смел нарушить. Огромная будто пивной котел голова со шлемом на макушке, заговорила. И каждое слово отдавалось от стен будто зов боевого рога:
— Ты по-нашему разумеешь?
Перун, не подымая взгляда кивнул.
— Немой что ли?
— Нет ваша милость.
— Вот и славно. — На покрытом морщинами лице воеводы отразилось недовольство. — А коли разумеешь так вникай. Второго раза повторять не буду. Сейчас вот в эту дверь войдет сам великий князь и вседержитель земель наших, и окрестных. От Велик — реки до самых мертвых льдов. С князем первым не заговаривать! А не то башку твою отрублю. В глаза не смотреть! Стоять смирно. Отвечать на вопросы владыки споро и честно! Когда он спросит… Коли узнаю, что сбрехал лично шкуру с тебя живьём снимать буду! К светлому князю обращаться не иначе как милостивый владыка! Ты меня понял?