Перуновы дети

– Вон синеют перуновы батоги, – указывал старец, – они обычно после грозы расцветают. На голом зелёном стебле, до сих пор неприметном в степи, вдруг вспыхивают голубые цветы, будто искры от ударившей в землю молнии. Это когда наш Громовержец по небу скачет и посылает вниз огненные перуны, там, куда они падают, вырастают перуновы батоги. А ещё корень у них длинный, как кнут, и силу целебную имеет. Выкапывают его опять же после дождя, сушат, осторожно поджаривают и толкут на муку. А потом, когда надо, водой горячей запаривают и пьют отвар для бодрости и укрепления сил.

– Это, я знаю, дикий чеснок! – отозвалась Ивица, указывая на фиолетовые шары, качающиеся на высоких стеблях. – Мы с бабой Ганной, коструней, его в борщ добавляем.

– Так, детка, так! – подтверждал довольный отец Велимир. – Чеснок – незаменимое средство для борщей, добрая приправа к туку и первейшее средство от чёрной немочи, как и лук, он пониже растёт, почти с такими же цветами, только мельче и синее. Лук завсегда в дальнюю дорогу с брашном [21]и туком пекут, потом водой ключевой разбавил – и сыт. Не один месяц на такой еде продержаться можно. Вот раздобудем где-нибудь брашна и сделаем для всех такую запеканку.

– Ух, добре сеном пахнет! – потянул носом воздух Светозар. – С чего это, тут же нет косарей?

– А это, милок, так буркун пахнет. Вишь, мелкие жёлтые цветочки в кисти собраны? Женщинам его отвар хорошо пить, чтоб больше было молока в груди для кормления дитяти. Тебе, как будущей матери, это пригодится знать, – обернулся он к Ивице.

Та засмущалась, опустила глаза.

– Вон те мелкие белые и розовые корзинки, – показывал дальше ведун, – это деревей, его ещё именуют «кровавником» или «порезником». Название само за себя говорит: раны им лечат, кровь останавливают. Во время коровьего мора скотину им натирают, ещё зверобой варят, студят и пить дают. Пращуры наши толк в травах понимали, в древности ведь люди ни пашницы, ни проса с гречкой не знали. Собирали щавель в поле, катран брали, корень сладкий, жёлтых петушков лист зубчатый, капусту да бураки с репой, тем и жили. Какие горькие коренья – в золе пекли. Молоко пили, творог делали, масло били. Квасы медовые на солнце ставили. Великую силу Солнце людям давало, крепко почитали его наши прадеды, молились ему, славили. Да и как не почитать Сварога, Даждьбога, Перуна, Яра, Хорса, Лада, Купалу и Световида, дарующих саму жизнь?

Вот мы едем в край дальний, неведомый, – задумчиво продолжал отец Велимир, – и недовольны бродячей жизнью. Ждём, когда на место прибудем, определимся, хаты поставим, тынами огородим, очаги слепим. А ведь для Пращуров наших возы их домом были. Плетёные козыри на них ставили, войлоком обтягивали, внутрь сено укладывали, шкуры овечьи – и в путь, следом за своими стадами! Степи в те времена разными народами кишели, и пращуры ходили по самому их краю, ближе к лесу. А вечером отыскивали глубокий овраг, разводили костёр, ставили котлы и варили вечерю. Потом гасили огни, лучше быть в холоде и во тьме, чем у костра жаркого, который врагам и недобрым людям приметен. Кутались в войлок, обкладывались бараньими шкурами и ложились спать, кто – на телегах, а кто – прямо на земле. Скотину на ночь у воды пастись оставляли, а снаружи возами отгораживали, вот как мы сейчас делаем. Непременно несколько человек шли в дозор, слушали степь и шлях и, если примечали что подозрительное, тут же будили других. Оружие у всех и во сне рядом было. И кони их не ржали, и скотина не ревела, животные будто понимали, что тихо надо себя вести, иначе враг услышит, придёт.

Песню кто громко затянет – старшие цыкают, потому как песня та может Лихо накликать. Потом опять с полудня на полночь двигались, по мере того как усыхала трава, следили, чтоб скотине зеленотравье было сочное и вода студёная чистая.

Так всю весну и лето жаркое по степи наши Деды ездили. А к осени назад ворочались, в зимовья. Осенью, когда Тризуб [22]на небе выше поднимался, приезжали греки, меняли у Дедов скотину, тук, шкуры на горшки, ножи-ложки, вино, соль-перец да ещё серебром и золотом приплачивали. Греки завсегда хитрыми были как лисы, так и глядели, как бы с товаром обмануть-обсчитать, а юношей наших украсть и в рабство продать. Скажут, бывало: «Пусть ваши юноши скот пригонят, мы заплатим добре». Сами их накормят, а ещё больше напоят вином крепким, а то ещё и маку зелёного подсыплют. Утром просыпаются, бедолаги, уже на кораблях греческих плывут в железо закованные. И не увидят они больше ни отца с матерью, ни родины своей, ни сторонушки милой…

В старых книгах сказано, что были когда-то греки голубоглазыми да златовласыми эллинами, это теперь они ликом смуглы да кудрями чёрны. Смешались с другими народами, особенно с агарянами да жидовинами, и веру свою утратили. Совсем иными теперь греки стали, только коварство да хитрость их прежними остались. Да ещё стремление Русь к рукам прибрать…

Так ехали они, слушая отца Велимира. Яркие пятна степного разнотравья порой сменяли сплошные ковыли, серебристо-серыми реками струящиеся над землёй.