Первая академия. Том 2

Орлов видел, как Святослав Шереметев запускает щупальца в дела третьего отделения, а Владимир Бельский и вовсе выступил с инициативой третье отделение расформировать, чтобы передать его функции своим родственникам из полиции. Даже Константин Вяземский, который прежде сохранял нейтралитет, всё более резко высказывался в сторону действующего правительства.

Никак не выходили из головы слова этого мальчишки Дубровского, что однажды можно получить удар в спину от бывших друзей. Казалось бы, что понимает студент-первокурсник? Но в данном случае он был прав. Тучи сгущались. Устроившись в правительстве, крупные дворянские рода начали тянуть на себя одеяло. Требовалась крепкая рука, чтобы навести порядок, но Орлов не обладал властью над всеми этими людьми, он сам оказался в плену обстоятельств, сам был вынужден постоянно оглядываться на них.

Сегодня у Николая Ивановича состоялась встреча с Константином Вяземским за ужином в ресторане. Разговор был не из приятных. Вяземский заверил, что продолжит поддерживать нейтралитет, но при этом выразил недовольство некоторыми высокопоставленными лицами и прямо потребовал, чтобы третье отделение не лезло в дела академии и студентов. Это касалось, в том числе, и Алексея Дубровского, который недавно при поддержке дворянской банды из Ярославля открыто бросил вызов Шереметевым.

Стоило ли удивляться, что Вяземский займёт сторону Дубровского? После того, как Святослав потерял значительную часть дружины, его враги чуть не плясали от радости. Все приготовились наблюдать, что будет дальше. Многие хотели ослабить власть Шереметевых, но никто не желал воевать против столь могущественного рода. У ярославских были все шансы добиться своего.

А Святослав жаждали отмщения. Когда была захвачена «Ярославская сталь», он потребовал немедленно арестовать Алексея. Но Орлов не спешил.

Во-первых, арест одного Дубровского ситуации кардинально не изменит и завод Шереметеву не вернёт. Для этого придётся разобраться со всей ярославской группировкой. Это дело не быстрое.

А во-вторых, Орлов не хотел ссориться с Вяземским. Тот контролировал чуть ли не треть приютов в империи, и поставлял в Москву одарённых по очень неплохой цене. А одарённые были нужны позарез, как самому Орлову для собственной стражи, так и для корпуса жандармов.

Да и стоило ли идти на конфронтацию с родом, который обладает столь огромной силой, особенно когда все вокруг только и думают, как перегрызть тебе глотку? И ради чего? Чтобы угодить мерзавцу Шереметеву? Николай Иванович не видел в этом никакой выгоды ни лично для себя, ни для государства.

К тому же у третьего отделения и так забот полно. Японцы и немцы шпионскую сеть по всей стране внедряют, движения рабочих крепнут, грозя поднять очередной бунт, разбой процветает, и какую банду не тронь — за каждой титулованная особа стоит. И коли уж Шереметев набрал себе дружину, так пусть сам и разбирается со своим имуществом, а не тянет казённые ресурсы, чтобы очередной завод себе прикарманить.

Когда Орлов вернулся в свой особняк на Тверском Бульваре, было уже поздно. Николай Иванович переоделся в домашний халат и тапочки, набил трубку, и уселся в кресло возле камина, желая почитать свежую прессу. Но сделать этого не успел — отвлёк телефон. Орлов положил газету и, кряхтя, поднялся. Добрёл до стола, взял трубку.

— Алло, Николай Иванович, это Святослав Шереметев. Добрый вечер. Не спите ещё?

— Ещё не сплю. Чем могу вам помочь, Святослав Николаевич?

— Да вот, звоню узнать, как продвигается дело. Нет ли новостей по поводу Дубровского?

— Мы занимаемся, Святослав Николаевич, — произнёс Орлов дружелюбным тоном, не выдав подступающего раздражения. — Как будет результат, я вам обязательно сообщу.

— Уже две недели прошло, а от вас ни слуху ни духу. А Дубровский тем временем держит моих людей в заложниках. Его подельник выставил совершенно безумные условия. Между прочим, одного из пленников они уже убили. Если мы не поторопимся, такая же участь ждёт и остальных. А среди пленников, должен напомнить, находится мой зять. Я очень переживаю, Николай Иванович, и прошу войти в моё положение.

— Мне хорошо известна ситуация, и мы работаем. Больше ничего пока не могу сказать. Сочувствую вашему горю, но я уверен, ваш родственник не пострадает. Они не посмеют причинить ему вред. Поэтому будьте покойны.

Орлов держался спокойно, но внутри кипела злость. Святослав Шереметев вёл себя слишком назойливо, разговаривал, словно со слугой. Он жаждал отмщения, и ему было плевать, во что это выльется. Если надо родственника вызволить, так в чём проблема пойти на небольшую уступку? Родственник тот, Разумовский, за четыре месяца своего пребывания в Ярославле, поди, достаточно награбил. Но нет же, жадность не знает границ.

— Работайте. Но учтите, что сам император желает, чтобы вы разобрались и навели порядок, — важно произнёс Шереметев.