Первая гражданская война в Риме

Есть и еще один любопытный пример демонстрации Суллой в те годы его связей с богами, рассчитанной на соотечественников. К 87—86 гг. относится наречение им своих детей-близнецов только что родившихся у Метеллы[1143], Фавстом и Фавстой[1144] — именами, к тому уже времени вышедшими из употребления[1145]. Это, как считает А. Альфёльди, стоит в одном ряду с объявлением Суллой себя в Греции Эпафродитом (так передавали имя его сына Фавста по-гречески, а затем, уже в Риме, — Феликсом[1146]). Называя таким образом своих детей, «он думал о [...] небесной покровительнице своей Felicitas», т. е. Венере (Alföldi 1976, 148). Сложно, однако, сказать, о чем думал в этом случае Сулла; вряд ли была необходимость в греческих параллелях; не очевидна и связь между прозвищем «Эпафродит» и именами детей будущего диктатора (Balsdon 1951, 4-6). А. Кивни счел трактовку А. Альфёльди неверной, полагая, что речь шла о связи сына и дочери Суллы с самой Felicitas — разумеется, его собственной (Keaveney 1983а, 48, п. 23).

Плутарх (Sulla 29. 11-12) сообщает, что в опасный момент битвы при Коллинских воротах Сулла обратился с молитвой к вывезенному из Дельф изображению Аполлона Пифийского, которые носил на груди. Весьма сомнительно, что в горячке боя на это обратило внимание больше чем несколько десятков человек, а потому неясно, насколько такой жест можно считать пропагандистским[1147]. Обращает на себя также внимание то, что Аполлона нет на монетах Суллы; он появляется лишь на денарии М. Метелла, который датируется 82—80 гг.[1148] Однако относить его к сулланской пропаганде рассматриваемого периода сложно, учитывая довольно нечеткую датировку денария, а также то, что Метелл мог поместить изображение Аполлона на монету независимо от пожеланий Суллы. Следует учитывать, что последний, по всей видимости, чтил этого бога больше других небожителей (Keaveney 1983а, 56-60). Отсутствие Аполлона на монетах Суллы можно объяснить как недостатком нумизматических материалов, так и дистанцированием от марианцев, на монетах которых этот бог появляется не раз и не два (см. ниже, с. 362-366). По мнению Т. Дж. Люса, «ответом на марианского Аполлона» стал в 86 г. выбор Суллой Венеры в качестве своей фамильной патронессы (Luce 1986, 34). Трактовка весьма интересная, но приемлемая лишь как предположение. Стоит отметить, что до окончания гражданской войны изображение Венеры появляется на сулланских монетах лишь один раз, на аверсе упоминавшихся выше аурея и денария с авгурскими символами — мы видим ее в диадеме (рядом с нею — Купидон с пальмовой ветвью). Несомненно, перед нами Venus Victrix, символизирующая победы Суллы и легитимность его действий. На ауреях и денариях проквестора Манлия, как уже говорилось, присутствует голова Ромы в шлеме на аверсе и Виктория, увенчивающая триумфатора на квадриге, — на реверсе. Смысл этих изображений очевиден — намек на грядущий триумф Суллы и отождествление его дела с делом res publica[1149].

Как писал А. Альфёльди, Сулла «после каждого военного успеха расширял круг своих небесных покровителей, чтобы показать миру, что он может целиком и полностью довериться божеству». Формулировка, конечно, излишне конкретная, но в целом она, по-видимому, верно отражает положение вещей, поскольку новые победы укрепляли уверенность Суллы в том, что боги на его стороне[1150]. При этом, как мы видели, он умел демонстрировать собственный подход к отношениям с богами, отказавшись от изображений Аполлона на монетах, но нося при себе его статуэтку, а также избрав Венеру своей патронессой, причем предпочитавшийся им культ Venus Victrix был впоследствии позаимствован Помпеем и Цезарем (Alföldi 1976, 145).