Первая гражданская война в Риме

Пропаганда предвоенных и военных лет нашла отражение и в монетной чеканке. На реверсе денария Гая Лициния Макра[1178] мы видим Минерву на квадриге с копьем и щитом[1179]. Следует отметить, что Макр последовал возникшей около 20 лет назад традиции — изображать эту богиню на денариях[1180] (до этого она появлялась по большей части на триенсах). На квадриге она впервые появляется в 90 г. на денариях Г. Вибия Пансы[1181], с копьем и трофеем в руках[1182], что, очевидно, было связано с первыми успехами римлян в Союзнической войне. Что же касается чеканки Макра, то здесь, вероятно, можно увидеть призыв к борьбе с Суллой, который уже совершенно недвусмысленно заявил о своих воинственных намерениях.

На аверсах денариев Гая Норбана[1183] изображена голова Венеры, которую следует рассматривать вкупе с символами империя на реверсе — рогом изобилия, фасциями, кадуцеем и топором. По мнению Р. Роуланда, перед нами Venus Genetrix или Venus Frutis, являющая собой своего рода оппозицию сулланской Venus Victrix (Rowland 1966, 412).

Наместник Сардинии Квинт Антоний Бальб помещал на своих денариях изображение Юпитера — увенчанную лавром голову бога, на квадриге (на аверсе) мы видим Викторию с венком и пальмовой ветвью в руках[1184]. Учитывая, что речь, если исходить из датировки М. Крофорда, идет о 83―82 гг., когда в Италии шла гражданская война, то смысл этих символов представляется самоочевидным.

И еще один «осколок» марианской пропаганды — характеристика Суллы Карбоном, который, «говорят, сказал, что, воюя с жившими в душе Суллы лисицей и львом, он больше терпел от лисицы (δτε καί Κάρβωνά φασιν είπειν ώς άλώπεκι καί λέοντι πολέμων έν τη Σύλλα ψυχή κατοικοΰσιν ύπό τής άλώπεκος άνιφτο μάλλον)» (Plut. Sulla 28.6)[1185]. Нетрудно заметить, что Карбон стремится подорвать репутацию Суллы как истинного римлянина, который должен быть совсем иным: «Предки вели войны, не прибегая ни к засадам, ни к ночным вылазкам, ни к притворному бегству и неожиданному нападению на беспечного врага; не гордились они и коварством в большей степени, нежели истинной доблестью (vera virtute)» (Liv. XLII. 47. 5; см. также: Polyb. XIII. 3. 7). Бесспорно, слова Карбона в немалой степени соответствовали истине, хотя тоже можно было сказать и о многих его соратниках. Примечательно другое — нередко нарушая политические традиции, марианцы (как, впрочем, и их враги) продолжали апеллировать именно к ним.

Таким образом, хотя у нас и меньше данных об идеологии и пропаганде марианцев, они позволяют сделать некоторые выводы. Марианцы развивали, хотя и не очень активно, идею союза с италийцами, частью борьбы за который стал культ Аполлона. Он стал своего рода их идеологической новацией, так же, как у Суллы — культ Venus Victrix, в дальнейшем он найдет свое развитие в пропаганде Октавиана (см. Gagé 1955, 479-522). Идеология марианцев выглядит менее стройной и оформившейся, чем у их врага, а пропаганда, соответственно, менее целенаправленной (за исключением вопроса о сопротивлении Сулле), что, в общем-то, и понятно, учитывая известную разнородность марианского лагеря.

ИДЕОЛОГИЯ И ПРОПАГАНДА ИНЫХ СЕНАТСКИХ ГРУПП. ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАСТРОЕНИЯ

Трудность рассмотрения этой темы связана с тем, что здесь подчас еще сложнее определить, в каких случаях речь идет о передаче настроений того времени, а в каких это является результатом «послезнания», позднейшей трактовкой современников и их потомков. Это касается прежде всего вопроса о ситуации в начале bellum civile, когда, как считают многие исследователи, среди римлян, италийцев и жителей восточных провинций распространились настроения (среди прочего и ожидание гибели Рима), которые можно mutatis mutandis считать эсхатологическими. Этому способствовали опустошительные войны (Союзническая, Первая Митридатова, гражданская), многочисленные пророчества и знамения, в том числе различные катастрофические явления природы (землетрясение в Апамее, комета Галлея и др.)[1186]. Плутарх (Sulla 7. 4-12) рассуждает о зловещих знамениях, предвещавших гражданскую распрю, а также о предсказаниях этрусских гадателей (Τυρρηνών δε oi λόγιοι)[1187], которые заявили, что трубный глас среди ясного неба «предвещает смену поколений и преображение всего сущего (μεταβολήν έτέρου γένους άπεφαίνοντο καί μετακόσμησιν άποσημαίνειν то τέρας). Существует, говорили они, восемь человеческих поколений, различающихся между собой нравами и укладом жизни, и для каждого божеством отведено и исчислено время, ограниченное кругом большого года (ένιαυτοΰ μεγάλου)» etc. О том же эпизоде и аналогичных пророчествах про восемь поколений рассказывает (местами почти теми же словами, что и Плутарх)[1188] Диодор (XXXVIII. 5).