Первая гражданская война в Риме

Однако имели место и иные настроения. На монетах, призванных отражать установки официальной пропаганды (но также, несомненно, и настроения определенной части общества, их разделявшей), встречаются изображения в ином духе. На аверсах денариев Л. Рубрия Доссена (87 г.)[1197] мы видим голову увенчанного лавровым венком Юпитера со скипетром, Юноны в диадеме, с покрывалом и скипетром, Минервы в шлеме и с эгидой, а на аверсе квинария — голову увенчанного лавром Нептуна с трезубцем на реверсах денариев — Викторию на квадриге или биге[1198], квинария — стоящую Викторию с венком и пальмовой ветвью, напротив нее — украшенный цветами алтарь со свернувшейся кольцом змеей[1199]. Г. Мэттингли (2005, 58) видел в этом выражение благодарности богам за победу в гражданской войне, не уточняя, в какой именно, что, в общем, понятно, поскольку речь могла идти как о марианцах, так и об их врагах (после изгнания Цинны). Более вероятным, как уже говорилось (см. с. 200), представляется второе. Обращает на себя внимание, что изображены все боги капитолийской триады, что, очевидно, призвано подчеркнуть важность этой победы.

О настроениях римлян и италийцев в период triennium sine armis мы можем судить лишь по косвенным данным, за исключением одного яркого эпизода — почитания Мария Гратидиана со стороны народа в благодарность за его эдикт, стабилизировавший денежное обращение. Как пишет Цицерон «во всех городских кварталах (omnibus vicis) ему воздвигли статуи[1200], перед которыми сжигались благовония и горели восковые светильники» (Cic. Off. III. 80; Plin. NH. XXXIII. 132; XXXIV. 27; Sen. De ira. III. 18. 1).

Здесь обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Это почитание явно напоминает то, что имело место в отношении братьев Гракхов (Plut. С. Gr. 17.3), но налицо и важное различие — трибунов-реформаторов почитали после их смерти, тогда как теперь шла речь о здравствовавшем[1201]. Кроме того, «очевидная связь Гратидиана, живого человека, с миром богов, представляла собой нечто новое в римском мире», причем связь эта «возникла как спонтанное проявление народной религиозности»[1202]. Здесь хотелось бы внести уточнение: еще Сципион Африканский претендовал на такую связь, нечто подобное мы наблюдаем и в отношении Мария, но в данном случае перед нами не полководец, прославляемый за свои победы, а человек, как и Гракхи, почитавшийся за деяния на мирном поприще. Очевидно, в лице Гратидиана народ приветствовал стабильность, которую нес его эдикт, и которой люди так жаждали в условиях смуты[1203]. Стоит отметить также, что подобное почитание, причем не полководца и не инициированное сверху, было не только новым, но и совершенно уникальным явлением, не имевшим аналогов и позднее.

О каких-либо волнениях италийцев мы ничего не знаем; как уже говорилось, с началом подготовки к борьбе с Суллой в Италии местами оказывали сопротивление набору, но при этом, следует заметить, не прозвучало требований о каких-либо уступках в обмен на участие в войне. Солдаты, убившие Цинну, хотели, судя по источникам, лишь одного — не участвовать в боевых действиях. Похоже, сложившееся к тому моменту status quo их вполне устраивало, и именно попытка поколебать его путем втягивания в войну с Суллой вызывала наибольшее неприятие. Правда, как мы видели, марианцам удалось все же собрать весьма крупные силы. Но ход боевых операций показал, что италийцы не очень стремились сражаться с Суллой, который сумел противопоставить неприятельской пропаганде собственную и вполне успешную. Это прежде всего отказ от разорения занимаемых территорий в первое время после высадки в Италии, а также договор с италийскими общинами о признании их гражданских прав, заключенный с ними на рубеже 83—82 гг. не говоря уже о победах на поле брани.