Однако у Цицерона есть определение интересующего нас понятия, имеющее, так сказать, универсальный характер: «Кто стал бы терпеть оптиматов, которые присвоили себе это наименование не с согласия народа, а в собственных собраниях (nam optimatis quidem quis ferai, qui non populi concessu, sed suis comitiis hoc sibi nomen adrogaverunt)?» (De rep. I. 50). Иными словами, речь идет о самоназвании римской олигархии[1218], т. е. наиболее активной в политическом отношении части нобилитета, прежде всего тех, кто контролировал сенат[1219] и, соответственно, стоял за его господство в политической жизни[1220]. Очевидно, что и Марий, и Сулла в условиях гражданской войны господство этой олигархии своими действиями подрывали, а потому вряд ли в данном смысле могут считаться оптиматами. К Сулле это понятие можно применить лишь по результатам его деятельности как диктатора, да и то mutatis mutandis. Зато (также, впрочем, mutatis mutandis) он применим (как это и делается в периохах Ливия и у Веллея Патеркула) к Гнею Октавию и его сторонникам, оказавшим сопротивление Цинне и Марию, среди которых оказались не только сенаторы и всадники, но и тысячи плебеев, боровшиеся, судя по всему, не за права римской верхушки, а за свое привилегированное положение по отношению к италийцам. Но здесь отождествление с оптиматами верно лишь в том случае, если принять цицероновское определение последних как свободных любого социального положения, готовых защищать сложившийся порядок от «смутьянов». Оптиматами, если угодно использовать это слово, можно считать и тех представителей верхушки во главе с Валерием Флакком, которые поддержали идею мирного урегулирования в 85—84 гг. Однако нет сведений, что этот термин использовался в то время[1221]; мы знаем лишь, что сулланцы в 81 г. считались сторонниками nobiles и causa nobilitatis, а как именовали их врагов — неизвестно[1222].
Теперь обратимся к термину «популяры». По мнению X. Виршубского, популярами в античности называли самых разных людей с различными и подчас расходящимися целями и мотивами: реформаторов и авантюристов, выскочек и аристократов, умеренных и экстремистов. Что у них было общего, так это тактика, а именно стремление снискать поддержку народа». К. Майер, рассуждая в том же духе, придал своему определению термина почти чеканную форму: «Словом populares в эпоху Поздней республики обозначали, как правило, политиков, которые стремились достигать определенных целей при поддержке народного собрания». Р. В. Лапырёнок считает, что Цицерон называл популярами «демагогов, [людей] низкого происхождения, а также оптиматов (т. е. имущих — Р. Л.), которые в силу определенных обстоятельств приняли сторону противников “лучших”». Так, Л. Апулей Сатурнин и П. Сульпиций «стали популярами только вследствие психологической неустойчивости и душевных травм»[1223].
Довольно расплывчаты выводы М. А. Робб: «Цицерон использует слово popularis противоречиво, нередко противопоставляя его негативный и позитивный смыслы. (...) Если в одних случаях этот термин означает действующего методами грубой демагогии противника согласия среди сенаторов, то в других он вполне совместим с поведением добропорядочного государственного мужа. В отрыве от контекста смысл [термина] неясен, и эта двойственность сводит на нет попытки использовать его для точного определения характера политика. (...) Семантические вариации не означают, что были не “дружественные народу” политики. (...) Использование Цицероном слова popularis не настолько конкретно, чтобы служить обозначением определенного типа политика или сенатора» (Robb 2010, 111).
H. Н. Трухина (1986, 58), напротив, высказывается куда более конкретно: «Настоящими популярами Цицерон считал только “мятежников” (seditiosi) и прямых вождей плебса, которые вооружали простой народ, организовывали его в отряды, побуждали к действию широкие массы. Популяр мог проводить полезное, с точки зрения Цицерона, мероприятие — по мнению оратора, оно не окупало революционной тактики народного вождя».
Интересные наблюдения сделал X. Штрасбургер: термин «популяры» применялся либо в абстрактном смысле, либо по отношению «к определенным личностям или политической тематике, но никогда какой-либо политической общности (Gemeinschaft). Popularis также соответствует коллективному понятию optimates исключительно в идеологическом, а не в социологическом смысле» (Strasburger 1939, 782).