Первая гражданская война в Риме

Следует отметить, что именно к 83 г., по-видимому, относится всплеск эсхатологических ожиданий. Аппиан (ВС. I. 83) и Обсеквент (Prod. 57) относят к данному периоду как различные зловещие знамения (землетрясение, обрушение святилищ, гибель в огне храма Юпитера Капитолийского[1204] и др.), воспоминания о старинных мрачных пророчествах, так и связанные с этим ожидания — «все это воспринималось массою как указания на предстоящую гибель Италии и самих римлян, как на завоевание самого Города и ниспровержение существующего государственного строя (πάντα δ’εδοξεν ές τό πλήθος των άπολουμένων καί τήν άλωσιν τής ’Ιταλίας καί 'Ρωμαίων αύτών τής τε πόλεως κατάληψιν καί πολιτείας μεταβολήν προσημήναι)» (Αpp. ВС. I. 83. 378). Подобные настроения были связаны с началом новой полосы гражданской смуты[1205], которая не без оснований ассоциировалась с новыми бедствиями, причем сознание их неотвратимости не могло не усилить мистического оттенка ожиданий «конца света». Конечно, какая-то часть перечисленных Аппианом и Обсеквентом знамений (рождение женщиной змеи, разрешение мула от бремени и т. п.) могла быть вымышлена позднее, не исключены и хронологические аберрации, однако обстановка кануна и начала гражданской войны создавала благоприятную почву для подобного рода слухов.

Особо следует остановиться на пожаре храма Юпитера Капитолийского, будто бы предсказанном Сулле рабом Понтия. По мнению Ж. Каркопино, «очевидно, когда несколько часов спустя [после сообщения раба] легионы узнали о случившейся катастрофе, они уверовали, что их полководец является воплощением бога на земле» (Carcopino 1947, 104). Однако это сомнительно: у Плутарха не сказано, сколько времени миновало между встречей в Сильвии и пожаром на Капитолии[1206], и маловероятно, чтобы такое совпадение осталось бы не отмеченным в источнике. Можно не сомневаться, что речь шла о небольшом сроке, за который Сулла при всем желании не успел бы взять Город (как известно, он овладел им лишь весной следующего года)[1207]. К тому же насколько широко было известно о появлении раба и его предсказании в тот момент — вопрос очень спорный, и какое-то значение оно могло приобрести лишь в мемуарах Суллы. Ясно одно — храм находился на территории, подконтрольной марианцам, а потому ответственность за него лежала на них, тем более что никаких доказательств причастности к пожару сулланцев, насколько известно, предъявлено не было. Аппиан (ВС. I. 86. 390) сообщает лишь о слухах (έλογοποίουν), распространители которых обвиняли в случившемся как сулланцев, так и марианцев.

Так или иначе, теперь уже Сулла, в отличие от 88—87 гг., явно выигрывал пропагандистскую войну. И если в 88—87 гг. некоторая часть жителей Рима оказала ему сопротивление и в военном, и в политическом отношении, то в 82 г. ни о чем подобном не было и речи. Но, с другой стороны, не проявляли они враждебности и в отношении марианцев. Италийцы из марианских легионов не проявляли особой доблести на поле боя, легко разбегались и даже переходили на сторону Суллы. Резко враждебную позицию по отношению к Сулле заняли лишь самниты, луканы и этруски, однако их сил оказалось недостаточно, чтобы сокрушить его. Остальные же хотели мира и постарались сделать все, чтобы он наступил как можно скорее.

О ПРИМЕНИМОСТИ ТЕРМИНОВ «ОПТИМАТЫ» И «ПОПУЛЯРЫ» К СОБЫТИЯМ 80-х гг.

Эти термины нередко можно встретить в историографии при описании политической борьбы в Риме в 80-х гг. Впервые как противостояние оптиматов и популяров гражданскую войну 80-х гг. стал рассматривать Т. Моммзен, хотя эта точка зрения не сразу нашла множество сторонников и обрела популярность уже в XX в. Оптиматами, естественно, считают Суллу[1208] (или, еще конкретнее, их главой)[1209], а также тех, кто правил в Риме в 87 г., т. е. после отъезда Суллы и до победы Цинны и Мария, Гнея Октавия и его приверженцев[1210]. Популярами же объявляют Сульпиция[1211], Мария, Цинну, их сторонников[1212]. Помогают ли эти термины понять суть происходившего?