Однако отношения будущего диктатора с армией не всегда были безоблачными. Как уже говорилось, ему пришлось оправдываться перед солдатами, возмущенными Дарданским миром, прибегая к измышлениям по поводу якобы возможного союза между Митридатом и Фимбрией. Примечательно также, что Сулла, если верить Плутарху, собираясь перевезти воинов в Италию, боялся, как бы, достигнув ее берегов, его воины не разошлись по домам[1306] — для этого и понадобилась клятва[1307], о которой только что шла речь. Но важно, что в обоих случаях все обошлось для полководца благополучно — даже если инициатива присяги исходила от воинов лишь отчасти (Сулла мог их подтолкнуть к этому умело выстроенной речью, как и в случае с походом на Рим), это мало что меняет.
Примечательно поведение солдат Помпея Страбона: после его смерти они не разбрелись и не предложили свои услуги на выгодных условиях неприятелю, но пожелали, чтобы ими командовал более достойный полководец Метелл Пий, нежели консул Октавий, не пользовавшийся их уважением, и перешли на сторону врага лишь после того, как им отказали. Несомненно, само такое требование резко противоречило римской традиции и свидетельствовало о серьезных переменах в психологии воинов, но также и о том, что они руководствовались не только сугубо материальными соображениями — налицо проявление корпоративного сознания и, если угодно, самоуважения.
Своим «правом» на более «достойного» предводителя воспользовались и солдаты Валерия Флакка. Сначала они взбунтовались против него, предпочтя ему талантливого и удачливого Фимбрию, к тому же не обделявшего их добычей, но когда им пришлось столкнуться с превосходящими силами Суллы, они спокойно перешли на его сторону. Не случайно тот оставил
В то же время обращает на себя внимание поведение воинов Метелла Пия — их братание с солдатами Цинны во время осады Рима (см. выше) не переросло в массовое дезертирство, хотя обстановка к тому располагала, и войско Метелла, пусть, видимо, и небольшое, сохранялось до конца гражданской войны. Очевидно, огромную роль играла здесь личность полководца.
Таким образом, во время первой гражданской войны армия, что вполне естественно, стала играть намного более важную роль в римской политике, чем прежде, начав осознавать себя как политическая сила. Но она еще не заставляла подчиняться себе политиков в такой степени, как то произойдет во времена второго триумвирата. «Клиентские армии» оказались опорой многих честолюбивых военачальников, и именно они демонстрировали наибольшую боеспособность. При этом и воины, призванные по набору, также стали проявлять неслыханное прежде своеволие, о чем говорят убийство Цинны и неоднократные переходы на сторону неприятеля. Превращение же армии в
ОСОБЕННОСТИ ПОЗИЦИИ НОБИЛИТЕТА В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
К 39 г. многие знатные фамилии утратили прежнее влияние. После 168 г. до указанного срока ни разу не были консулами Эмилии Павлы[1308], после 164 г. — Манлии Торкваты, после 152 г. — Клавдии Марцеллы, 143 г. — Клавдии Пульхры, 134 г. — Корнелии Сципионы, 126 г. — Эмилии Лепиды, 125 г. — Фульпии Флакки, 116 г. — Фабии Максимы etc.[1309] В то же время вновь укрепили свои позиции Валерии Флакки (консулаты 100 и 93 гг. после 131 г., цензура 97 г.), Лицинии Крассы (консулаты 97 и 95 гг. также после 131 г., цензура 89 г.), Домиции Агенобарбы (консулаты 96 и 94 гг. после 122 г., цензура 92 г.), Юлий Цезари (консулаты 91 и 90 гг. после 157 г., цензура 89 г.). Впервые стал консулом (99 г.) и цензором (97 г.) представитель странного, но прежде не имевшего среди своих членов обладателей этих магистратур рода Антониев. Значительно выросло число