Первая исповедница

Магде не нравился ход истории, особенно когда она уже знала, что волшебник забрал глаза Исидоры и, видимо, занимался тайным превращением людей с помощью магии в нечто отличающееся от того, кем они родились. Она знала, что несколько таких изменений были относительно небольшими, но другие, такие как сильфида, являлись чудовищными.

— Выспрашивая, где найти Меррита, я начала понимать, что люди не смеялись над ним, как это делал Совет. Люди боялись Мерритта.

Магда была удивлена такими новостями, особенно учитывая то, как Совет отказал ему.

— Боялись его? Вы имеете в виду, потому что он превращал людей в оружие?

— Ну, да, в некоторой степени, но на самом деле не только поэтому. Они боялись, потому что он творец.

— Творец? — Магда склонилась ближе. — Вы уверены?

Она знала, что деятельность таких волшебников всегда пугает людей, и не без причины. Она также знала, что истинные творцы существовали крайне редко, а их взгляды, как правило, спорные. Она лучше начала понимать, почему Совет не захотел сотрудничать с Мерриттом.

Исидора кивнула.

— Это один из его талантов. Он производит все что угодно, начиная от изысканных кожаных переплетов, тяжело облекающих магические книги, и заканчивая грудами острого оружия, которое рубит так, как не может сталь, и сложными металлическими творениями, которые я не смогу описать, а буду только удивляться ими. Он даже вырезает красивые статуи из мрамора. Его комната была усеяна множеством металлических предметов, разбросанных по полу вокруг статуй и сваленных в кучу в углах. Там были ножи, нагроможденные на столах и мечи аккуратно уложенные друг на друга. Я никогда не видела ничего подобного в жизни. Это немного напомнило мне одну из кузниц, которые я видела, только более чистую и, не знаю, усовершенствованную, что ли.

Магда улыбнулась.

— Мне знакомы предметы, оставленные в углах. Мой муж был творцом, хотя я редко слышала, чтобы его так называли.

— Серьезно? — спросила Исидора. — Барах был творцом, так же как и Боевым Чародеем?

Магда кивнула.

— Когда я его встретила, он уже был Первым Волшебником, поэтому люди обращались к нему по титулу, и думали, как о лидере.

По сути, люди стеснялись называть его творцом, поэтому им было легче обращаться к нему «Первый Волшебник».

— Несмотря на его долг и ответственность, — сказала Магда, — Барах всегда создавал предметы. Он часто сидел за рабочим столом поздно ночью и создавал самые замысловатые вещицы, какие я когда-либо видела, хотя знала, что некоторые из этих вещей, несмотря на красоту, на самом деле смертельно опасны. Вскоре после того, как мы поженились, я спросила его, почему со столькими обязанностями и делами, которые нужно выполнять, он тратит время на сидение за столом и создание предметов. Тогда Барах улыбнулся и сказал, что он творец и вынужден создавать их.

— Творец, — сказала Исидора. — Они такие. Творчество в больших и малых размерах определяет их природу во всем, что они делают.

Когда Барах впервые упомянул, что он творец, Магда призналась, что хоть и слышала слухи о «творцах», на самом деле знала о них мало. В то время многое, что он делал с силой, было для нее таинственным. Он терпеливо объяснил ей, как дар проявляется по-разному у различных людей. Он сказал, что дар Боевого Чародея содержит в себе множество этих отдельных элементов.

Магда была удивлена. Она всегда думала, что быть Боевым Волшебником, это само по себе уникальный талант. Она помнила, как он улыбался и говорил, что мощь Боевого Чародея это не единственная способность, но сила фактически возникает из сочетания разных компонентов.

Он объяснил, что иногда пророчество ведет Боевого Чародея. Если борьба того требует, такой человек может нарисовать в воображении план сражения или взять в руки оружие, или направить всю свою ярости в уничтожающую силу, или сделать наоборот, взывать к способностям, чтобы вылечить тяжело раненного. Он объяснял, что в его случае, если оплот и укрепления понадобятся для защиты людей, он сможет построить их, потому что был творцом. Все эти вещи, и многие другие, соединенные вместе, сказал он, образуют его уникальную способность Боевого Чародея.

Однако она вспомнила, как загорелись его глаза, когда он объяснял, что творцы это нечто большее. Они, по сути, были художниками, говорил он, и способность истинного художника была такой же редкой среди волшебников, как и среди тех, кто не обладал даром. И, мечтая о способностях истинного художника, многие люди думали, что обладают ими, но лишь некоторые на самом деле обладали.

По словам Бараха, эта подлинное художественное умение позволяет исключительным творцам использовать магию творческим способом, который другие даже и вообразить не могут. Он сказал, что все новые заклинания, все новые формы магии, все новые способы использования заклинаний, были придуманы именно творцами.