Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего

Подобный многосторонний подход с изучением настоящих человеческих тканей даст практические результаты с гораздо большей вероятностью, чем редукционистский подход, превалирующий в последние полвека и сводящийся к тонкой настройке одного-двух генов за раз в моделях на мышах. Сильная сторона банка тканей, помимо самих образцов, заключается в учете всех клинических данных начиная с 1984 года: мы имеем возможность сравнить образцы тысяч больных, умерших рано, и тысяч таких, кто прожил больше пяти-десяти лет или даже дольше. Наборы образцов, взятых в последние десять лет, не дают такой уникальной картины. Только представьте себе, какое огромное количество информации появится, когда мы сможем сравнить множество проб, отбиравшихся последовательно, через равные промежутки времени у большого числа пациентов: будут видны биологические изменения, происходившие с РНК, ДНК и экспрессией белков в ходе естественного течения болезни. Кроме того, мы сможем подробно разобраться, как реагировала на эти тектонические сдвиги иммунная система пациента: Т-клетки из периферической крови тоже всякий раз отбирались и сохранялись в банке тканей – они заморожены, но жизнеспособны, и их можно разморозить, вырастить из них культуру и изучить. Полученные таким образом профили биомаркеров можно будет применить для раннего распознавания МДС и ОМЛ в нашей стареющей популяции, главной мишени этих болезней. Но почему нам никто не помогает?

И сколько еще Зейнаб?

Я приземлилась в международном аэропорту Карачи ранним морозным утром в декабре 1992 года. Я выросла в Карачи, а в США переехала сразу после окончания медицинской школы. Пока были живы родители, я часто летала домой повидаться с ними. Каждый раз, когда я возвращалась в Гулистан-э-Раза, мама вручала мне список пациентов, которых я должна была проконсультировать. Но в тот приезд по пути домой наш водитель Али Асхар предупредил меня, что один случай в этом списке неотложный.

– Бегум-сахиб очень тревожится за одну молодую женщину, которая умирает от рака крови, и хочет, чтобы я отвез вас туда прямо сегодня, как можно скорее.

И в самом деле, не прошло и двух часов с моего прибытия, как мама заговорила об этом.

– Зейнаб всего тридцать пять лет, – сказала она. – В прошлом году у нее погиб муж – несчастный случай. Она зарабатывала уборкой, чтобы прокормить себя и детей. И вдруг стала очень плохо себя чувствовать, совсем ослабела, а в бесплатной государственной поликлинике ей ничем не помогли. Бедняжка уже не встает с постели. Я узнала о ней в “Базм-э-Амна” [это благотворительная организация, в которой работала моя мать]. И предложила помочь. Пожалуйста, съезди к ней сегодня.

Я приехала в трущобы и отправилась искать хижину Зейнаб; у входа меня встретили три тощие, как скелетики, девочки примерно от пяти до девяти лет. Особенно бледной и вялой была старшая. Я спросила, хорошо ли она себя чувствует, и она помотала головой. Задавать очевидный вопрос – ела ли она сегодня – я побоялась. Моя старшая сестра Атийя не просто первоклассный педиатр и детский онколог, но еще и президент фонда Human Development Foundation. Ее цель – обеспечить здравоохранение и начальное образование в беднейших районах Пакистана. Когда Атийя была в поездке по делам фонда, как-то она задала маленькой школьнице тот же вопрос: “Ты сегодня что-нибудь ела?” Шестилетняя девочка ответила: “Нет, сегодня не моя очередь завтракать”. Этот ответ зазвенел у меня в ушах, когда я смотрела на трех малышек у входа в хижину Зейнаб. Не исключено, что сегодня ни одна из них не дождалась “очереди” на какую бы то ни было еду. А может быть, они не ели не только сегодня, а уже несколько дней.

Как я могла войти в этот дом и говорить с тридцатипятилетней женщиной, для которой скорая смерть от лейкоза – лишь вторая по важности проблема?

Лечение рака – и терапия CAR-T-клетками, и прочая таргетная терапия, и пересадка стволовых клеток, и иммунные манипуляции – стоит сотни тысяч долларов. Даже для богатых развитых стран это разорение. А для таких, как Зейнаб, лечение недоступно в принципе. Наша обязанность как глобального общества – найти бюджетное решение этой задачи, доступное каждому из почти восемнадцати миллионов человек в год; именно столько случаев рака выявляется на планете. Этой обязанностью нельзя пренебрегать.