Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего

Когда речь заходит о разработке лекарств, мерой всех вещей должен оставаться человек. Никакая модель, будь то культуры клеток in vitro или модели на животных in vivo, не способна точно предсказать, что будет, если дать лекарство человеку. Так почему же не начать сразу давать интересующее нас действующее вещество людям, а этап моделей, которые все равно ничего нам не дают, просто опустить? Это можно сделать при помощи механизма нулевой стадии испытаний. Идеальная процедура клинических испытаний предполагает, как предписано Управлением по контролю качества продуктов и лекарств, традиционные четыре фазы, причем на каждой фазе следует изучить как можно больше биологических и клинических маркеров у испытуемых самыми современными технологическими методами. Если в первой фазе клинических испытаний у тридцати участников берут пробы крови, костного мозга, микрофлоры и сыворотки, а все доступные опухолевые клетки подробно изучаются при помощи паномики[17], искусственного интеллекта, сканирования и нанотехнологий, велики шансы выявить суррогатные маркеры положительного и отрицательного воздействия испытываемого вещества, которые, вероятно, не выражаются в клинической реакции. Эти сведения помогут уточнить критерии отбора пациентов, которые хорошо отреагируют на лекарство в следующей фазе: можно будет отбирать только тех, у кого положительные биомаркеры реакции. Это лучший и единственный способ выявлять тех, кто скорее отреагирует на ту или иную стратегию лечения. И это настолько логично, что мы с вами имеем полное право задаться вопросом, почему никто так не делает.

Печальная реальность состоит в том, что в большинстве клинических испытаний даже сегодня не исследуется ни одного биомаркера. Почему? Потому что так эволюционировала система. Фармацевтическая промышленность, заказывающая испытания, заинтересована исключительно в достижении статистической конечной точки, чтобы добиться одобрения своего лекарства. Чтобы довести препарат до третьей фазы испытаний, компании, как правило, успевают потратить почти миллиард долларов. А чтобы выполнить подробный анализ биомаркеров, придется выделить из ограниченного бюджета еще непомерные суммы. Я предлагаю сэкономить деньги, впустую расходуемые на испытания действующих веществ до лечения, на доклинических моделях клеточных культур и моделях на мышах, и вкладывать ресурсы в анализ биомаркеров. На каждом уровне необходимы кардинальные перемены. Чтобы задействовать стремительно развивающиеся области – сканирование, нанотехнологии, протеомику, иммунологию, искусственный интеллект и биоинформатику – и направить все их успехи на служение онкологическому больному, мы должны настаивать на том, чтобы государственные учреждения (Национальный институт рака, Управление по контролю качества продуктов и лекарств, Центры по контролю заболеваний и министерство обороны США), Американское общество клинической онкологии, Американское гематологическое общество, фонды, академические учреждения, благотворительные организации и промышленность наладили между собой сотрудничество. Успех множества выдающихся начинаний нашего времени – в том числе проектов “Геном человека” и “Микробиом человека” и “Атласа ракового генома” – служит примером сотрудничества ученых во всем мире и может послужить образцом для проекта “Первая клетка”, цель которого – развитие технологии, необходимой для ранней диагностики и профилактики рака.

* * *

Китти начала комбинированную терапию, и у нас снова наладился режим еженедельных встреч. Китти приходила и делала клинический анализ крови. Мы встречались и вместе смотрели на уровень гемоглобина, лейкоцитов и тромбоцитов, а потом я направляла ее в центр переливания крови на восемь часов, если ей требовалось переливание, либо назначала очередной прием на следующей неделе, если уровень гемоглобина был приемлемым. Из-за “Ревлимида” у Китти снова началась диарея. Пришлось вернуться к старому режиму – “Ломотил” и диетические ограничения. Через шесть недель комбинированной терапии гемоглобин у Китти не только перестал падать, но и подскочил – на целый грамм на литр за неделю. Мы решили, что это ошибка, и повторили анализ. Нет, никакой ошибки не было. Мы очень удивились, но не хотели придавать этим результатам излишнего значения и решили подождать еще неделю и уж потом открывать шампанское. На следующей неделе гемоглобин еще повысился. Я и не ожидала, что это сочетание препаратов даст у Китти такие прекрасные результаты. Иногда ей все же требовались переливания крови, однако число бластов увеличивалось не слишком сильно: биопсия в марте 2014 года показала, что их 22 %, однако неконтролируемого роста все-таки не было. Мы считали, что это повод для сдержанного оптимизма. Китти продолжала принимать “Ревлимид” с небольшими корректировками дозы и проходила лечение “Вайдазой” с разными промежутками между циклами.

Прошел еще год. Неотступная тревога улеглась, Китти вернулась к прежним занятиям. Впрочем, ей удалось большее: она научилась брать от жизни самую суть.