Первая книга отличника: материалы для школьных викторин и конкурсов

Одним из побежденных был Ференц Лист. Не скрывая своих намерений, Аврора часами сидела возле его рояля, пока композитор исполнял какое-либо музыкальное произведение. При этом она не скупилась на восхищенные эпитеты. От нее так и веяло страстью. Маэстро долго сопротивлялся и наконец не устоял.

Это не осталось не замеченным его женой, правда, незаконной, но родившей Листу троих детей, – Мари д’Агу. Обиженная Мари вызвала Жорж Санд на дуэль. Оружием были выбраны ногти. Лист пересидел поединок, запершись в своем кабинете, ожидая, чья возьмет. Победила Аврора, а иначе и быть не могло.

* * *

Однажды Е.А. Фурцева сказала известному конферансье Н.П. Смирнову-Сокольскому:

– Что у вас творится на эстраде? У Райкина, Утесова огромные заработки. Я, худо ли, бедно ли, министр культуры, а получаю гораздо меньше.

– В том-то и дело, – возразил Николай Павлович, – вы получаете, а мы – зарабатываем.

* * *

Михаил Светлов выходит из Дома актера в час ночи в прекрасном расположении духа. К нему подходит группа японских туристов. Они на ломанном языке спрашивают: "Где здесь ближайший ночной бар?"

– Пожалуй, в Хельсинки.

* * *

Одна умная женщина, княгиня Голицина, урожденная Шувалова, царствовавшая в петербургских салонах, была сердечно привязана к Татьяне из "Евгения Онегина". Однажды она спросила у Пушкина: "Что думаете вы сделать с Татьяною? Умоляю вас, устройте хорошенько ее участь."

– Будьте спокойны, сударыня, – ответил он, смеясь, – выдам ее замуж за генерал-адъютанта.

– Вот и прекрасно. Благодарю.

* * *

Как-то приехал в Апраксино А.С. Пушкин. Беседа с барышнями не клеилась, он все отмалчивался. Неожиданно разговор зашел об "Евгении Онегине". Одна из собеседниц спросила поэта: "Зачем вы убили Ленского? Варя весь день вчера проплакала!"

Варвара Петровна была юной барышней лет шестнадцати. Пушкин спросил ее:

– Ну, а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?

– Я бы только ранила Ленского в руку или в плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, и они друг друга еще больше бы полюбили.

– А как бы ее закончили вы? – обратился Пушкин к Настасье Петровне.

– Я ранила бы Онегина: Татьяна бы за ним ходила, и он оценил бы ее, и полюбил ее.

– Ну нет, он Татьяны не стоит, – ответил Пушкин.

* * *

Исключительная рассеянность гениального английского физика Исаака Ньютона была широко известна. Об этом свидетельствует и письмо в несколько строк, которое ученый написал одному своему приятелю-офицеру: "Здесь все говорят, что ты одержал победу в двух сражениях, а в третьем был убит. Напиши мне, правда ли это? Ведь ты знаешь, как меня огорчила бы твоя смерть".

* * *

Знаменитый немецкий хирург XIX века Рихард Фолькман яростно возражал против практиковавшегося в его время переливания крови животных человеку. Чаще всего для переливания использовали кровь барана или овцы. Метод давал тяжелые осложнения.

По этому поводу Фолькман на лекциях любил повторять, что для переливания крови животных нужны три барана: первый, от которого берут кровь, второй – больной, который соглашается на такое переливание, а третий – врач, производящий его.

* * *

Выдающийся парижский хирург Гийом Дюпюитрен (1777–1835), известный своим мастерством и резкостью характера, оперировал банкира барона Ротшильда, считавшегося самым богатым человеком всей Европы. По окончании лечения Ротшильд послал хирургу чек на крупную сумму, но не получил в ответ ни письма, ни расписки в получении денег. Когда через несколько дней банкир на придворном балу встретил Дюпюитрена, то, полагая, что щедро расплатился, самодовольно спросил его:

– Вы не удивились размеру присланного гонорара?

– Нет, я больше удивился тому, что даже Ротшильд платит в рассрочку, по частям, – ответил хирург.

* * *

Проезжая 1824 году через Екатеринославскую губернию, император Александр остановился на одной станции пить чай. Пока ставили самовар, государь разговорился со станционным смотрителем и, увидев у него на столе книгу Нового Завета в подержанном виде, спросил:

– А часто ли ты заглядываешь в эту книгу?

– Постоянно читаю, ваше величество.

– Хорошо, читай, – заметил император. – Будешь искать блага души, найдешь и земное счастье.

Государь выслал за чем-то смотрителя и в его отсутствие проворно развернул книгу и, положив в нее пять сотенных ассигнаций, закрыл книгу.

Прошло несколько недель. Возвращаясь обратно по той же дороге, государь узнал станцию и приказал остановиться.

– Здравствуй, старый знакомый, – сказал он, входя к смотрителю. – А читал ли ты без меня свое Евангелие?

– Как же, ваше величество, ежедневно читал.

Государь развернул книгу и нашел положенные им деньги на том же месте.

– Ложь – великий грех! – сказал он, вынув бумажки, и добавил: – Ты не искал царствия Божия, а потому недостоин и царского приложения.

* * *

Однажды Ломоносова в камзоле с дырявыми локтями повстречал придворный щеголь и ехидно заметил по этому поводу:

– Ученость выглядывает оттуда…

– Нисколько, сударь, – отпарировал Ломоносов, – глупость заглядывает туда!

* * *