Тем не менее апостол говорит, что закон свят и его заповеди святы, праведны и благи (Рим. 7, 12). И Моисеев закон сам по себе совершенен, но он ограничен ввиду несовершенства времени и народа, получившего закон. В Пятикнижии весьма ясно отражены совершенства закона и необходимость соответствующей ему совершенной жизни. Так Бог, говорящий в законе среди грома и молнии, есть тот самый Бог, который давал патриархам обетования и вывел израильтян из Египта. Следовательно, за строгостью закона открываются благость и милость Божия, через закон Бог ведет человека к благодати и избавлению. И сам Моисей, хотя был усердным и строгим охранителем правды, но назван кротчайшим всех людей на земле (Числ. 12, 3). Далее, хотя закон был направлен против внешних и грубых действий, но частое повторение в законе – «не пожелай» – показывает, что воспрещаются не только преступные дела, но и самые скрытые мысли и желания, направленные во вред ближним и разрушающие нравственную сущность человека. А главная христианская заповедь, заповедь о любви, есть и в Ветхом Завете: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всеми силами твоими» (Втор. 6, 5), «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19–18). Весь обрядовый Моисеев закон, хотя сильно держал в оковах евреев своей чувственной стороной, но имел символическое значение, т. е. посредством видимых предметов хотел выявить духовные и невидимые предметы. Например, все предписания о пище чистой и нечистой, о несмешении различных родов семян, скота, даже нитей в одежде и т. д. имели в виду выявить идею разумного различения, идею установленного Богом и самой природой порядка и чистоты. А главный пункт обрядового закона – первосвященнического служения и жертвы, сопровождаемые многими чувственными знаками, были тенью грядущих благ (Евр. 10, 1), т. е. указывали на то дело (самый образ вещей, по выражению Апостола), которое совершено с явлением Господа Иисуса Христа.
В идее воспитательного значения ветхозаветного закона заключается основание для вопроса об отношении к этому закону новозаветного времени. В воспитании есть всегда нечто такое, что с возрастом должно быть устранено, но и нечто такое, что должно быть сохраняемо воспитываемым. Это сохраняемое по мере совершенствования воспитываемого лучше им уясняется, и в то же время ему сообщаются новые средства для высшей жизни.
Закон обрядовый, как имеющий преобразовательное значение и воспитывавший израильский народ системой видимых форм и внешних действий, в новозаветное время отменен. Эта отмена предсказана пророками («Отметется жертва и возлияние, и во святилище мерзость запустения будет» Дан. 9, 27) и засвидетельствована Апостолом (Еф. 2, 15). Отсюда не следует, что сама идея обрядности потеряла всякое значение с наступлением новозаветного времени. Пока человек живет на земле и для него имеет значение этот видимый и чувственный мир, до тех пор ему будут нужны и обряды. Потому обряды существуют и в христианском мире, но они здесь проще, чище, одухотвореннее. Апостол Павел заповедует христианам прославлять Бога не только в душах, но и в телах (1 Кор. 6, 20). Апостол Петр призывает христиан, как живые камни: «…Устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу» (1 Пет. 2, 5). Но так как обрядовая сторона имеет в новозаветное время второстепенное значение, то Господь Иисус Христос дал на этот счет лишь самые общие указания (как учением, так и Своим примером), предоставив более точные определения внешнего богослужения последующему времени, церковному законодательству. А тем более идея нравственного закона, возвещенного в Ветхом Завете, присуща и Новому Завету. И не только идея, но и весь в совокупности нравственный закон имеет значение и силу и в Новом Завете, как содержащий в себе непреложную и вечную истину. Потому Иисус Христос и сказал: «Не думайте, что Я пришел разорить закон или пророков: не пришел разорить, но исполнить» (Мф. 5, 17).