Первая командировка

Он вообще держался странно — к своей работе с Самариным относился со злой иронией, словно ему доставляло удовольствие издеваться над самим собой, над своим новым положением. Самарин понимал, что пережить свое поражение ему нелегко, и всячески старался не давать ему повода для размышлений об этом, наоборот, при каждом удобном случае подчеркивал свое уважение к его профессиональному опыту. Они вместе разработали сложную систему конспирации их связи. Домашние встречи прекращены — во двор выходит слишком много окон их дома, заселенного немцами разных служб. Созданы «почтовые ящики» на Лесном кладбище, на пригородной станции Булдури и на рынке. Закладка в них и выемка материалов подчинены строгому расписанию. На случай если возникнет необходимость личной встречи, придумано условное оповещение с помощью домашних телефонов. Такие встречи будут проводиться на рынке в семь тридцать утра. Однако они будут предельно редкими и только при действительно острой необходимости...

Теперь Самарин почти все время был самим собой — советским разведчиком, пользующимся знанием и опытом, уже приобретенными в жизни. Раухом он оставался только для своего компаньона Магоне и во всех других контактах с городом, в котором он жил и действовал. Казалось, Самарину должно от этого стать легче, ибо четко определились его жизненные позиции. Но ему стало труднее. Раньше не было такой резкой разграниченности между этими двумя позициями, и он большую часть времени жил по легенде. Теперь как бы возник постоянный рубеж, по одну сторону которого он был,советским разведчиком, а по другую — немецким коммерсантом. Наличие этого рубежа и стало для Самарина неожиданной трудностью.

Самарин остро это почувствовал во время первой же встречи с Осиповым на рынке. Может быть, особую остроту создало то, что разговор у них произошел не простой...

В свое время Осипов сообщил, что пришедшие к ним в абвер гестаповцы хвастались, будто в Берлине готовится некая супружеская пара, которая совершит в русском тылу эффектные террористические акты. Недавно Осипов в донесении уточнил, что она уже в Риге и здесь ведется ее подготовка к забросу. Самарин попросил его пристально следить за этой операцией и, главное, добыть хоть какие-нибудь данные о террористах, чтобы их легче было обнаружить, когда забросят.

И вдруг поздно вечером условный телефонный звонок от Осипова — он вызывал Самарина на личную встречу. Утром в семь тридцать они встретились внутри здания крытого рынка, и Осипов с места в карьер заявил, что следить за подготовкой тех террористов он не может — гестаповцы очень тщательно секретят операцию и малейшее любопытство к ней вызывает у них подозрение.

Во время встречи Самарин предложил ему вместе продумать безопасные способы получения сведений, но Осипов категорически отказался.

— Вас покинула смелость, Геннадий Романович, — мягко произнес Самарин.

— Я связался с вами не для того, чтобы погибнуть! — резко ответил Осипов. — Ставкой в моем решении была моя драгоценная жизнь, именно этим вы меня убедили сменить кожу. А теперь вы хотите пожертвовать мной во имя своего эпизодического успеха.

— Жертвовать вами я не собирался, но наша работа не может быть без риска. И вы...

В это время кто-то тронул Самарина за локоть, он резко обернулся — перед ним стоял высокий старик с котомкой на плече. Он что-то спрашивал у Самарина по-латышски. Самарин чуть не сказал ему по-русски, что не понимает его. В последнюю долю секунды сумел переключиться и ответил по-немецки. Старик удивленно посмотрел на него, на Осипова и поспешно удалился, оглядываясь.

Осипов сказал с усмешкой:

— А сейчас смелость чуть не покинула вас,

Они стояли у пустого рыночного прилавка. Мимо них проходили люди, и Самарин действительно обнаружил, что не может нормально продолжать разговор с Осиповым. Но совсем не потому, что боялся, как бы не услышали их разговор, а оттого, что сейчас он находился одновременно в двух своих жизнях и на Осипова должен был смотреть глазами советского разведчика, а на прохожих — глазами коммерсанта Рауха. А в это время перед ним стоял струсивший Осипов, которого он должен был образумить всей силой своей убежденности.

— Уйдем отсюда, — сказал Самарин.

Они прошли к берегу Двины и остановились возле мусорной свалки.

— Самое лучшее место для меня, — съерничал Осипов.

— Мы здесь вместе, — холодно обронил Самарин и спросил: — У вас есть друзья среди старых абверовцев?

— Если бы они были, я пригласил бы к себе домой их, а не вас, — ответил Осипов, хмуро глядя в сторону. — А пришедшие к нам гестаповцы меня не замечают. Они только приказывают, как и вы: дать то, дать это. Такова реальность, которую вы не хотите понять и оскорбляете меня подозрением в трусости.

— А вам как-нибудь увидеть документы этой пары нельзя? — спросил Самарин, все еще пытаясь заставить Осипова вместе обсудить ситуацию.

— Об этом я думал, — твердо ответил Осипов и, помолчав, добавил: — Думаю...

— Тогда зачем вы меня вызвали на эту встречу?