Первая командировка

Однако против того, чтобы немедленно уходить, было существенное «но». Дело в том, что офицер не знал, кто я и где живу. После начала наших с ним переговоров мы встречались так, что слежка за нами была исключена. Об этом заботился я. Дальше... Для польских властей, для полиции я жил в квартире в том же здании, где находился мой кинотеатр. А сейчас я находился в своей резервной квартире, о которой они знать не могли, тем более что снял я ее только неделю назад и был здесь впервые. Это обстоятельство позволяло мне надеяться, что, во-первых, шпики все-таки ждут не меня — дом-то большой, и, во-вторых, если слежка и за мной, то она не связана с офицером. Мало ли чем и почему я мог заинтересовать дефензиву. Может быть, тем, что они видели меня в разных злачных местах, где я, как истинный бизнесмен, обычно проводил время. И они решили меня прощупать, а я вчера вечером, идя на эту квартиру, слежку проморгал. Словом, сейчас же бежать, забыв об офицере, а вернее, о его документах, я не имел права.

В начале седьмого я вышел из дома и пешком направился в свой кинотеатр. Я не торопился, останавливался у витрин, у афишных щитов и имел возможность убедиться, что оба шпика идут за мной.

В кинотеатре я занялся обычными делами: проверил, как идет продажа билетов, забрал выручку за прошедший сеанс и прошел в свою квартиру. Время тянулось так медленно, что мне казалось, будто я слышу отсчет каждой секунды.

Но вот начался восьмичасовой сеанс. Я пошел в зал. Офицера на условленном месте не было.

Минут двадцать я смотрел картину. Шла, между прочим, веселая американская комедия с участием Гарри Ллойда, но мне было не до смеха, я уже обдумывал исход. Раз охранка не взяла меня по пути в кинотеатр, она проводит меня домой. Тогда я применю тот вариант, о котором я уже говорил. Но это сопряжено с риском. Дело в том, что со мной был пакет с валютой. Выбросить его я не мог. Не мог, и все. Деньги-то не мои, народные. Дарить их охранке — еще того безобразнее. И я принимаю решение, за которое мне потом досталось как следует.

Был у меня в Варшаве «почтовый ящик» особого резерва. В центре Варшавы, в многоэтажном доме, населенном весьма привилегированной публикой, на пятом этаже, в квартире номер 22, жил человек, которого я не знал. В самом исключительном случае я мог в щель для почты в дверях квартиры опустить то, что нужно, и это попадет по адресу.

Но... в самом исключительном случае! А разве сейчас не такой случай?

На обертке пакета с валютой я написал условную фразу и отправил по тому адресу.

Было уже темно, но я все же установил, что по крайней мере один шпик за мной идет. Теперь мне нужно было только одно: чтобы охранка дала мне дойти до того дома. Темнота была моим помощником, и шпик должен был чувствовать себя неуверенно. Тем более он, наверно, не сразу поверил своим глазам, увидев, что я вошел в столь шикарный дом, а мне-то и нужно всего две минуты, чтобы подняться на пятый этаж. И потом, обыскивать такой дом, квартиру за квартирой, охранка не посмеет.

На лифте я поднялся на пятый этаж, в щель для почты в дверях квартиры номер 22 сунул свой пакет и пошел вниз, готовый ко всему. Я был спокоен, ибо теперь дело касалось уже только меня лично.

Выхожу на улицу — шпика не видно.

Возвращаюсь на квартиру при кинотеатре — шпика не видно. И больше я вообще наблюдения за собой не замечал.

Спустя несколько дней в газетах появилось краткое сообщение о том, что политической службе контршпионажа удалось обезвредить опасного агента одной страны, пытавшегося передать туда важнейшие секретные документы. Думаю, что это было о моем офицере. Можно предположить, что охранка, арестовав офицера, конкретно обо мне показаний от него не получила, он-то меня толком и не знал. А польская дефензива просто установила и взяла под наблюдение всех, кого видели в обществе офицера. В том числе и меня, но, видимо, я их в дальнейшем не заинтересовал. Так или иначе, больше наблюдений за мной не было, и я, сообщив Центру о происшедшем, оставался в Варшаве и вел себя демонстративно неосторожно.

Но вскоре я получил приказ покинуть Польшу и перебраться в Эстонию. Считалось, что раз я все же заинтересовал дефензиву, то, чем бы это ни кончилось, продолжать действовать в Варшаве мне нельзя.

В Эстонии я встретился с представителем Центра, который устроил мне страшную взбучку за неоправданное использование «почтового ящика» особого резерва.

Но как я должен был поступить? Подумай об этом на досуге. Ты можешь спросить, почему я тебе рассказал эту историю в связи с твоим размышлением о смерти? Какая связь? — Иван Николаевич посмотрел с улыбкой на Самарина и сказал: — Я хотел обратить твое внимание на то, что по ходу этой истории я ни разу — ни разу! — не подумал о возможности своей гибели.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ