Первая конная армия

Узнав в Самохине^ что связь с Городовиковым потеряна, я решил лично проехать в хутор Жутов второй, так как совершенно не сомневался, что Городовиков именно там. Предупредив об этом командира 2-го кавполка Маслакова, я сел на коня и вместе со своим ординарцем Николаем Кравченко поскакал к хутору Жутов второй. Когда мы подъехали к хутору, там царила тишина. Несмотря на темную ночь, по некоторым признакам мы сразу определили, что на хуторе расположилась кавалерия, и въехали в крайний двор, чтобы узнать, где остановился Городовиков. Ординарец заботливо закрыл за собой ворота. Мы спешились. И вдруг я вижу, что во дворе — белые казаки. Их можно было отличить от красных бойцов даже в темноте: казачьи лошади имели длинные хвосты, а красные кавалеристы подрезали хвосты своих лошадей по скакательный сустав. Кроме того, казаки носили винтовку через правое плечо, а красные бойцы — через левое. Все знали, что если у бойца ствол винтовки виден из-за левого плеча — это красный, если же из-за правого — белый.

Так неожиданно мы оказались в ловушке. Выскочить со двора, не вызывая подозрения, уже невозможно было: казаки — их находилось во дворе человек двенадцать — сразу обратили бы на нас внимание. Только хладнокровие могло спасти нас. Тихонько предупредив ординарца, что мы попали к белым, и приказав ему называть меня станичником, я обратился к казакам.

— Скажите, станичники, вы не из семьдесят второго полка?

Я назвал номер белогвардейского полка, потрепанного нами за хутором Самохиным.

— Нет, — отвечают казаки.

— Вот беда, — сокрушаюсь я, — путаемся, путаемся, так и к красным угодить можно.

— Постой, постой! А почему, станичники, у ваших лошадей хвосты подрезанные? — спрашивают казаки.

— Э, братуха, тут такая каша заварилась, что и сам стриженый будешь. Убили наших лошадей в бою. А куда казак без лошади! Хорошо еще, что захватили лошадей у красных.

— Да, бывает, — подтвердили казаки. — Ваш полк отступил правее, должно быть, там его и нужно искать.

Ну, думаю: винтовок у нас с ординарцем нет, лишь шашки и револьверы, следовательно, второй признак, по которому нас могут признать как красных, отпадает.

— Так мы, станичники, если вы не против, останемся здесь ночевать, а утром поедем искать свой полк. Ночью и в беду попасть нетрудно.

— Это верно, — согласились казаки. — Оставайтесь, места хватит. Ставьте лошадей да идемте в хату. Хозяйка у нас хорошая — молоко и сало приготовила.

— Спасибо, — ответил я, — это будет не лишне. Вот мой приятель что-то заболел, бедняга, — пусть полежит, а я лошадей пока уберу.

— Да это у него с перепугу, — засмеялись казаки. — Добре, видно, красные прижали, коли свой полк потеряли.

Все как будто обходилось благополучно. Но одного еще я опасался: а вдруг среди белых окажутся казаки из Великокняжеской или из хуторов Дальнего и Жеребкова? Там почти все знали меня в лицо. К счастью, эти опасения оказались напрасными.

Казаки, больше не обращая на нас внимания, оживленно обсуждали результаты дневного боя. Прислушавшись к их разговору, я понял, почему в хуторе белые, а не Городовиков со своим полком.

События развивались так.

Полк Городовикова преследовал конницу противника до хутора Жутов второй. Пластунский батальон белых, оборонявший этот хутор, пропустил через свои цепи отступающую конницу белых и открыл огонь по эскадронам Городовикова. Этот внезапный и сильный огонь смешал их боевые порядки и остановил наступление полка. Казаки этим немедленно воспользовались и перешли в контратаку. Городовиков поспешно отступил и ушел в Абганерово.

Потолковав о бое, казаки замолчали, а потом один из них начал рассказывать, как при преследовании красных он чуть было не захватил в плен Буденного.

— Как только мы стали преследовать красных, — рассказывал казак, — я сторонкой, сторонкой да вперед… Конь, вы знаете, станичники, у меня добрый, резвости не занимать… Прижимаю этак я и вижу: скачет Буденный!

— Врешь, — говорит другой казак. — Откуда ты знаешь Буденного?

— Э, братуха, да как же не знать! Усы черные вразлет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы не знал раньше, но как увидел коня — буланый с черным ремнем по спине, на лбу звездочка, хвост черный, а грива, что тебе ворона крыло, — так и подумал: это он, а не кто другой.

— У кого хвост и грива черные? У Буденного нешто?

— Да тю ты! Я же сказал, что у коня его. Не перебивай, братуха… Так вот, станичники, увидел я Буденного и думаю: пан или пропал. Сгину или пымаю его, чертяку. Жму что есть духу. Он вроде бы подпустил меня к себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там — как не бывало… Смотрю, он опять предо мною и к тому же смеется, леший. Ну, думаю: я тоже не кислым молоком мазанный. Ударил за ним снова. Кажется, не скачу, а лечу. Зло берет, а догнать не могу. Верь или не верь, братуха, — обращается рассказчик к рядом стоящему казаку, — все равно что ты бы уходил галопом, а я стоял на месте. Вот это конь — сколько живу, но таких не видел. Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших нет. Плюнул, выругался и вернулся.

— Так и не пымал Буденного?