— Что это, к ебеням, такое? — спрашиваю я. — У кого-нибудь выпить есть? — Не те какие-то люди. Выпить ни у кого нет. Потом я в крошечной шлюпке, взяли напрокат, и к ней кто-то прицепил мотор в пол-лошадиной силы. На дне плещутся вода и две дохлые рыбки. Понятия не имею, кто эти люди. Они меня знают. Прекрасно, прекрасно. Мы выходим в открытое море. Я блюю. Проезжаем рыбу-прилипалу, она дрейфует у самого верха воды. Рыба-прилипала, размышляю я, прилипала, прилипшая к летучей макаке. Нет, ужас. Я снова блюю.
— Как наш великий писатель? — спрашивает дурковатый парень с носа шлюпки, тот, что в очках без оправы.
— Какой великий писатель? — переспрашиваю я, решив, что это он про Рембо, хоть я никогда не считал Рембо великим писателем.
— Вы, — отвечает он.
— Я? — говорю я. — О, прекрасно. Наследующий год, наверное, соберусь в Алжир.
— Какой жир? — переспрашивает он. — Типа себе задницу смазывать?
— Нет, — отвечаю я. — Тебе.
Мы направляемся в море, где у Конрада все срослось. К черту Конрада. Буду нюхать кокаин с бурбоном в темной спальне в Голливуде в 1970 году, или когда вы там это прочтете. В год макачьей оргии, которая так и не случилась. Мотор трепещет и гложет воду; мы чапаем к Ирландии. Нет, это ж Тихий океан. Мы чапаем к Японии. К черту.
25 бичей в обносках
знаете, как бывает с игроками на бегах. натыкаешься на жилу и думаешь, что всё, приехали. у меня была своя фатера на задворках, даже свой садик со всякими тюльпанами, они там росли — прекрасно и поразительно. у меня под руками все росло. деньги тоже. какую систему я разработал, сейчас уже не помню, но она работала, а я нет — в общем, жил довольно приятно, и еще у меня была Кэти. при всех делах. старик-сосед, бывало, аж слюнями захлебывался, как ее видел. постоянно ломился в дверь:
— Кэти! уууу, Кэти! Кэти!
я открывал в одних трусах.
— уууууу, я думал…
— тебе чего, чучело?
— я думал, Кэти…
— Кэти какает. что передать?
— я тут… купил косточек вам для песика.
у него в руках был большой пакет обглоданных куриных костей.
— кормить собаку куриными костями — все равно что бритвы толочь ребенку в кашку. ты что, мою собаку убить хочешь, хуй мутный?
— охнет!
— тогда засунь эти кости и вали отсюда.
— не понял?
— засунь этот пакет курьих костей себе в жопу и пошел отсюда к чертовой матери!
— я подумал, что Кэти…
— я же тебе
и я захлопывал дверь у него перед носом.
— что ты так напустился на старого пердуна, Хэнк, он говорит, что я похожа на его дочку, когда та была моложе.
— нормально, значит, он и с дочерью это самое. пусть лучше со швейцарским сыром ебется. не хочу я его видеть у себя на пороге.
— наверно, думаешь, я его впускаю, когда ты уезжаешь на бега?
— я таким вопросом даже не задавался.
— а каким ты вопросом задавался?
— кто из вас скачет наверху.
— ах ты, сукин сын, можешь хоть сейчас убираться!
я надевал рубашку и штаны, потом носки и ботинки.
— я и на 4 квартала не успею отъехать, как ты сожмешь его в объятьях.
она швырнула в меня книгой. я не смотрел, и краем мне заехало прямо над правым глазом. разбило бровь, и кровь закапала мне на руку, я завязывал как раз правый ботинок.
— прости, Хэнк.
— и БЛИЗКО не подходи ко мне!
я вышел, сел в машину, задним ходом вырулил из проезда на 35 милях в час, захватил с собой сначала кусок забора, а потом немного штукатурки с переднего дома левым задним бампером, кровь уже попала и на рубашку, поэтому я вытащил платок и приложил к брови. плохая выйдет суббота на бегах, я был свиреп.
я ставил так, будто к ипподрому уже подлетала атомная бомба. мне хотелось сделать десять штук. я ставил на рисковых. билетик не обналичил. потерял $ 500. все, что захватил с собой. в бумажнике остался доллар. я медленно въехал во двор. и вечер будет ужасный. заглушил мотор и вошел через заднюю дверь.
— Хэнк…
— чего?
— ты выглядишь как смерть козиная. что случилось?
— облажался. просрал всю пачку. 500.
— господи прости, — сказала она. — это я виновата. — она подошла ко мне, обхватила меня руками. — черт же побери, прости меня, папуля. это я виновата, я знаю.
— ладно тебе. не ты ж ставила.
— еще злишься?
— нет, нет, я ведь знаю, что ты не ебешься с этим древним индюком.
— тебе сделать что-нибудь поесть?
— нет, не надо, купи нам только пузырь виски и газету.
я встал и сходил к тайнику с деньгами. мы обнищали до $ 180. ничего, бывало и хуже, и не раз, но меня сейчас не покидало чувство, что я снова на пути к фабрикам и складам —
— купи мне еще пива и сигар. мне нужно забыться.