— здесь одну девчонку в прошлом году чуть не убили. какой-то парень сунул ей кляп в рот, чтоб не орала, потом достал перочинный ножик и по всему телу ей крестов понавырезал. столько крови потеряла, чуть не умерла.
брательник ее оделся очень медленно, потом ушел. я дал ей пятерку, она швырнула ее на комод к десятке.
протянула мне бутылку. хорошее вино, французское. от него не тошнит.
она потерлась об меня ногой. мы уже оба сидели в постели. очень удобно.
— тебе сколько лет? — спросила она.
— черт-те сколько — почти полвека.
— вжариваешь ты здорово, а выглядишь как развалина ходячая.
— прости, я не очень симпатичный.
— о
— наверняка ты всем это сообщаешь, с кем ебешься.
— нет, не всем.
мы еще немного посидели, бутылка ходила взад-вперед. было очень тихо, если не считать отзвуков музыки из бара внизу. я аж и какой то сонный транс впал.
— ЭЙ! — завопила она. и длинным ногтем мне прямо в пупок.
— оу! ч-черт!
— ПОСМОТРИ ни меня!
я повернулся и посмотрел.
— что ты видишь?
— красивую мексиканскую индеанку.
— как ты это видишь?
— что?
— как ты видишь? ты же глаз не открываешь. ты щуришься. почему?
справедливый вопрос. я хорошенько отхлебнул французского вина.
— не знаю. может, боюсь. всего боюсь. в смысле — людей, домов, вещей, всего. людей, главным образом.
— я тоже боюсь, — сказала она.
— но у тебя глаза открыты. мне нравятся твои глаза.
она прикладывалась к бутылке. сильно прикладывалась. знаю я этих мексиканцев в Америке. я ждал, когда она сучиться начнет.
тут в дверь забарабанили так, что я чуть не обосрался. распахнули ее злобно, по-американски: там стоял бармен — здоровенный, краснорожий, брутальный банальный ублюдок.
— ты еще с этим мудозвоном не закончила?
— мне кажется, он хочет еще, — ответила она.
— еще хочешь? — спросил г-н Банальный.
— пожалуй, — ответил я.
взгляд его ястребом кинулся к деньгам на комоде, и он захлопнул дверь. общество денег. они думают, что деньги — волшебная палочка.
— это был мой муж… как бы, — сказала она.
— мне кажется, я больше не хочу, — сказал я.
— почему?
— во-первых, мне 48. во-вторых, это как ебаться в зале ожидания на автостанции.
она засмеялась.
— таких, как я, вы, ребята, называете блядьми. я должна выебать 8 или 10 мужиков в неделю, по меньшей мере.
— это уж точно делу не поможет.
— зато мне поможет.
— ну.
мы еще раз по очереди приложились.
— тебе нравится ебаться с женщинами?
— я для этого и здесь.
— а с мужчинами?
— я не ебусь с мужчинами.
она присосалась к бутылке. наверное, добрую четверть выхлестала.
— может, тебе в жопу хотелось бы? может, тебе хотелось бы, чтоб какой-нибудь мужик выеб тебя в жопу?
— ты ахинею несешь.
она смотрела прямо перед собой. на дальней стене висел серебряный Христосик. и она смотрела на этого серебряного Христосика на кресте. Христосик был очень хорошенький.
— может, ты утаивал. может, ты хочешь, чтобы кто-нибудь выеб тебя и жопу.
— ладно, как скажешь: может, мне и впрямь этого хочется.
я взял штопор и откупорил новое французское вино, пропихнув крошки пробки и остального дерьма внутрь, как я обычно делаю. только в кино официанты могут открывать французское вино без лажи.
я сделал первый хороший глоток. с пробкой и всем остальным. протянул ей бутылку. нога у нее упала с кровати. лицо стало, как у рыбы. она хорошенько глотнула.
я забрал у нее вино. казалось, маленькие крошки пробки в бутылке не знают, куда деваться. от некоторых я избавился.
— хочешь,
— ЧТО?
— а я МОГУ!
она поднялась с кровати, подошла к верхнему ящику комода, застегнула у себя на талии этот ремень и повернулась ко мне — и прямо на меня посмотрел ЗДОРОВЕННЫЙ целлулоидный хуй.
— десять дюймов! — рассмеялась она, выпячивая живот и подсовывая эту штуку прямо мне под нос. — и никогда не опускается, никогда не устает!
— ты мне раньше больше нранилась.
— ты не веришь, что мой старший брат — Хайме Браво, великий тореадор?
о какая — стоит с привязанным целлулоидным хуем и спрашивает меня про Хайме Браво.
— вряд ли Браво имел бы в Испании успех, — сказал я.
— а
— черт, да я в Лос-Анджелесе успеха не имею. а теперь сними, пожалуйста, этот уморительный искусственный хуй…
она отстегнула его и сложила обратно в верхний ящик комода.
я вылез из постели и сел на жесткий стул, отхлебывая из горла. она себе нашла другой стул, и вот так мы и сидели друг напротив друга, голые, и передавали друг другу бутылку.
— это мне почему-то напоминает старый фильм с Лесли Хауардом, хотя такую сцену они бы ни за что не сняли. это же Хауард в кино по Сомерсету Моэму снимался? БРЕМЯ СТРАСТЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ?[54]
— я не знаю этих людей.
— правильно. ты слишком молодая.
— а тебе нравился этот Хауард, этот Моэм?
— у них у обоих был стиль. много стиля. но почему-то с ними обоими — часы ли пройдут, дни или годы — в конечном итоге начинаешь думать, что тебя облапошили.
— но у них у обоих было то, что ты называешь «стиль»?
— да, стиль очень важен. множество людей орет правду, но без стиля она беспомощна.
— у Браво есть стиль, у меня есть стиль, у тебя есть стиль.