Первая кровь

– Трусы ещё мокрые, – пожаловалась она, когда вышла из ванной – уже в своем халатике на больших перламутровых пуговицах.

– Я не нашел этикетку с составом и решил не рисковать, на веревку повесил, не на полотенцесушитель, – объяснил я.

– Этикетку я специально срезала, попу натирала, – она хмыкнула и посмотрела озорным взглядом. – Но вообще они не плавятся. Что ж, спасибо тебе за заботу, ласку и понимание. Пойду я, ещё увидимся.

– Конечно.

Алла неловко махнула рукой – и вышла из тесного тамбура.

Не знаю, ожидала ли она, что я буду её останавливать, но делать этого я точно не собирался. Во мне бурлили исторические факты, которые требовали неких действий – я ещё не представлял, каких именно, но явно активных и плодотворных. Даже самая красивая женщина в мире– а Алле было далеко до этого звания – не смогла бы сейчас отвлечь меня от плана создания лучшего будущего. В конце концов, именно таксисты точно знают, как оно должно выглядеть.

Глава 4. Эчпочмаки

– Это в честь чего такое изобилие, брат?

Жасым появился ровно в шесть – сразу после окончания пар он обычно направлялся в общежитие, никуда не сворачивая по пути. И был Казах один – вот Дёма как раз мог и загулять, поскольку пятница, и завтра занятий не предусмотрено.

– Аллах послал, – ответил я, намазывая маслом свой бутерброд.

С картошкой я промахнулся – вернее, не учел при готовке наличие ещё одного голодного рта в виде свалившейся на меня Аллы. Так что четыре порции – две себе любимому и по одной соседям – внезапно съежились до каждому по одной. Ел я давно – готовкой занимался после возвращения из магазина, общения с комендантом и перетаскивания тяжелых предметов, а потом лишь с грустью наблюдал, как вкусная еда исчезает в небольшой по размерам девушке. Справиться с чувством голода мне помогли бутерброды с докторской колбасой, но их неожиданно потребовалось много.

– А серьезно?

– Я серьезно, – ответил я. – К коменданту сходил, она выделила кое-что полезное…

– Кое-что? – Жасым с недоумением оглядел преобразившуюся комнату.

Доброта коменданта, конечно, не была безграничной. Но зато у нас теперь имелось целых четыре стула, три из которых – по моей задумке – можно было использовать в качестве склада носильных вещей. За свою долгую и частично холостяцкую жизнь я привык скидывать уличную одежду на подобные стулья или табуретки, ну а Жасыму и Дёме только предстояло приобрести подобный навык. Если не проникнутся, будут сами себе злобными буратинами.

Также наше благосостояние увеличилось на пару удлинителей и ещё одну дополнительную лампу, несколько запасных лампочек – оказалось, что их не надо покупать самим, а можно менять у того же коменданта. Кроме того, у нас появился маленький складной утюг – комендант сказала, что его забыл какой-то командировочный и на балансе он не числится, но она рассчитывает на нашу порядочность. Я заверил её, что не подведу, хотя сильно сомневался, что Вера Павловна вспомнит об этом утюге уже через неделю. Хотя кто знает, как сильно тренирована память у комендантов студенческих общаг.

В общем, мы были почти что богачами – по меркам первокурсников и некоторых не столь продвинутых студентов старших курсов. Многого в комендантской кладовой добыть было нельзя – всё же деньги старались экономить и при СССР. Но заложенные в бюджете средства на обновление фондов все руководители выгребали под ноль, чаще всего, впрочем, покупая совершенно ненужный в хозяйстве хлам. Это позволяло оставаться на плаву львиной доле различных фабрик, производящих ширпортреб – дело, конечно, благое, но совершенно нерыночное.

– Больше у неё ничего не было, – я виновато развел руками. – Иначе бы я ещё кресло попросил. Правда, не представляю, куда его можно запихнуть. Под стол, наверное?

Мы с Казахом синхронно посмотрели под стол, но ничего там не увидели.

Вообще у нас с Жасымом было почти полное взаимопонимание. В крепкую дружбу за все годы знакомства это взаимопонимание так и не переросло, что меня, честно говоря, всегда удивляло. Мы приятельствовали, могли вдвоем сходить в кино или зависнуть в пивной, могли раздавить бутылочку вина – опять же на двоих. Но вот не было в наших отношениях чего-то неуловимого, что и делает приятелей закадычными друзьями. В первой жизни меня это не особенно интересовало – мало ли бывает случайных знакомых, – а вот сейчас я был готов всерьез разобраться с этой проблемой. Мне хотелось убедиться, что дело не во мне, а в Жасыме. Или даже ни в ком из нас, а просто так сложились обстоятельства.

– С чего такая бурная деятельность, брат? Ты же больной, не забыл? Лежишь весь с температурой и лечишься вареньем. Я так Рыбке сказал, она вроде прониклась. А если кто тётю Веру спросит – не заходил ли к тебе студент по прозвищу Серый, а она скажет – да, заходил, и стол в одиночку уволок? Может неудобно получиться.

Я улыбнулся.

– Знаешь, Казах, если Рыбка начнет интересоваться у коменданта общежития, где я был в такой-то день, мне лучше самому забрать документы из нашей шараги. Ибо мне станет в ней чертовски неуютно. Я, кстати, поесть приготовил. Вот!