Первая кровь

Артура разморило. Жареный заяц и вино сделали своё дело. Веки налились свинцом и сами собой закрывались. Несмотря на постоянное бормотание и стук за дверью, черпием овладела дрёма.

Он лежит на кровати покрытый тяжёлым одеялом. Рядом сидит мать. Гладит по голове и что–то говорит. Что именно Артур не слышит. Вернее, он слышит, но не слова матери. Голос доносится из–за стены. Жуткий голос. Леденящий кровь. Черпий его уже слышал, вот только где и когда? Облик матери растаял. Вместо неё появился он сам. Только сейчас он сидит на кровати и пытается успокоить ребёнка. Нет. Троих. Нет. Ребёнок один, но туловища три. Черпий брезгливо отдёрнул руку.

Артур открыл глаза. Снаружи по–прежнему доносились звуки непонятной возни. Пламя в каменной чаше почти угасло. Все спали. Только Брюмо вполголоса о чём–то разговаривал со старым монахом.

Черпий вспомнил о странном сне. Перед взором всплыл облик матери. Счастливая, беззаботная женщина. Артур улыбнулся и закрыл глаза, чтобы через мгновение с отвращением открыть их снова. Уродливый ребёнок, корчащийся от непрекращающейся боли.

И только сейчас Артура осенило. Он уже видел этого ребёнка. Черпий встал и быстрым шагом подошёл к священникам.

— Пресвитер Максанс, простите, — Артур почтительно склонил голову. — Вы много рассказывали про пустоумие и лично с ним сталкивались. Не могли бы вы… вернее, я хотел спросить.

— Не бойся. Говори прямо. Мы с аббатом обсудили последние события, — Брюмо по–отечески положил руку на плечо черпия.

— Со мной что–то происходит. Мне являются непонятные видения. Я будто вижу сцены прошлой жизни.

Монах пристально всмотрелся в голубые глаза черпия. Артур почувствовал, как что–то проникает в его мысли. Аккуратно, стараясь не раздражать сознание. Это что–то проникало всё глубже и глубже, пока не достигло нужного слоя.

— Твоё духовное вместилище истощилось, а вера подорвана. Ты боишься, что остался один, но это знание пока сокрыто. Если твои опасения верны, то, вероятно, с тобой говорит божественный пар.

— Каким словом наполнена Ваша урна? — черпий искренне удивился. О подобном проявлении пара он никогда ранее не слышал. — Монах Ульрих поведал мне обо всех кругах благословлённого пара, и даже об осквернённом паре аканитских урн.

— Ты лишь в начале пути, черпий. Со временем ты постигнешь больше, чем сможешь себе представить. Раз уже святой Люций избрал тебя своим оком и гласом, то будь готов к переменам, — потрескавшиеся губы старца расплылись в добродушной улыбке. — Наступит время и…

Монах замер на полуслове. Глаза всё ещё смотрели на черпия, но сознания теперь в них не было. Окаменевшая улыбка походила на зловещую гримасу. Ни один мускул не дрогнул на застывшем лице. Расширенные зрачки, словно два бездонных колодца, манили провалиться в себе.

Оцепенение спало и из приоткрытого рта с шипением вырвался воздух.

— Он здесь! Другой. Старый как мир, — монах вскочил с прыткостью молодого воина и схватил епископа за предплечье. — Поднимай людей, иначе нам не пережить этой ночи.

Глава 6 Они идут!

Мощный удар сотряс церковные двери. С потолочных балок посыпалась пыль. Висящие вдоль стен покрытые паутиной кадила закачались словно маятники. Люди в ужасе вскочили с мешковин, заменивших им кровати и уставились на согнувшийся засов.

Ещё удар, на этот раз пришедшийся под верхнюю перекладину. Левая створка затрещала. Дубовые доски расщепились, образуя брешь. Снаружи раздались ликующие вопли безумных.

Епископ подбежал, пытаясь разобраться в происходящем. Безобидные доселе удары стали на порядок сильнее. Разбить тяжёлую дубовую дверь под силу только стенобитному орудию средневековья. У пустоголовых, собравшихся снаружи, априори не могло быть такого оснащения.

— Что снаружи? Ты что–нибудь видишь, монах? — прорычал Брюмо.

— Чувствую лишь присутствие древней ярости, — Максанс выхватил молот, готовясь принять бой. — Её явление неслучайно.

— О чём ты?

— Цепочка событий, берущая начало с атаки Аканитов стало причиной этому.

Очередной удар выбил добрую половину левой створки. Находящихся перед дверьми людей осыпало щепками. Помещение заполонило облаком пыли. Из зияющей дыры хлынула оглушающая лавина нечленораздельных возгласов, криков и одержимого хохота. Всё напоминало сцену из психиатрической лечебницы, когда с два десятка умалишённых бурно реагируют на неуклюжую санитарку, уронившую поднос с грязными тарелками.

Артур выхватил из чаши горящую головёшку и зашвырнул её в чёрную пустоту. Тьма по ту сторону дверей на мгновение расступилась, явив жуткую картину.

Горящий сук пролетел несколько метров и ударился обо что–то тёмное и … живое. Глаза успели разглядеть лоснящуюся кожу бронзового оттенка и натянутые поверх неё лохмотья. Епископ инстинктивно отшатнулся в сторону. Притихшие в глубине храма люди заохали. Под сводом потолка задребезжал крик девочки.

— Все назад! — кратко бросил епископ, оголив кинжалы. — Быстро!

Те, кто успел подойти ближе попятились назад, не отрывая взгляда от чёрного пролома.