Первая леди для Президента

Петр поднял меня на руки. Легко, как будто я невесомая, и не прекращая впиваться в мой рот, понес куда-то. И мне стало все равно куда. Это было так же красиво, как я себе представляла в мечтах, и мне хотелось расплакаться, мне было страшно, что я открою глаза и проснусь. Появилось ощущение, что он нуждался во мне и хотел, чтобы я вернулась…

***

Вышки я увидела издалека, как и огромный сетчатый забор с намотанной вверху колючей проволокой. Сердце болезненно сжалось. Боже…кто бы мог подумать, что когда-нибудь ОН будет вот здесь. В Богом забытом месте, за решеткой, брошенный в самое пекло, в самые недра ада, лишенный всего, что у него было.

Дальше тропинки нет. Дальше сугробы…Сюда никто больше не ходит и не ходил. Как она сказала… в самом конце ближе к лесу, где стройка бараков. Присмотрелась…голову на вышки подняла – охрана с автоматами. Внизу серые здания одноэтажные растянулись длинными продолговатыми и унылыми прямоугольниками, посередине трехэтажное административное. Главные ворота с проходной остались справа, там лают собаки и тоже полно охраны.

Выдохнула и пошла по сугробам в сторону леса, туда, где виднеются безглазые помещения с недостроенной крышей и снуют туда-сюда люди в ватниках и шапках-ушанках.

Сердце не просто сжимается, оно воет, оно прыгает в груди, оно беснуется так, словно вот-вот разорвется. Надежда, предвкушение и тоска, страх, что могу не увидеть, что он сегодня не здесь или вообще не здесь. У меня дрожат колени, и собака притихла, чувствует мое настроение, но послушно бредет сзади, утопая в сугробах.

Остановилась, всматриваясь в людей. Издалека они похожи на ворон: одеты во все черное и серое, таскают в тачках кирпичи. Они все кажутся одинаковыми. Кажется, что я… я никогда не смогу среди них его рассмотреть. Я слишком далеко. Насколько можно приблизиться? Я не помню, что мне говорила Валя. Я больше уже ничего не помню. Я просто до боли хочу его увидеть. Но вижу лишь толпу, лишь безликие фигуры и понимаю в отчаянии, что его среди них нет.

А потом весь мир застыл, он просто перестал существовать. Он стал прозрачным и невидимым. Все вокруг исчезло, и я видела только заключенного с тачкой. Он вышел из-за одного из бараков.

Знаете…есть такое высказывание – узнала сердцем. Я никогда в него раньше не верила, я не думала, что на самом деле можно узнать сердцем, и только сейчас, когда в груди стало до невыносимости больно, когда все кости начало ломать, а дыхание само по себе остановилось, и, казалось, грудная клетка взорвется, когда кончики пальцев на руках и ногах покалывает и жжет, а в желудке все переворачивается – еще до того, как глаза окончательно убедились. Еще до того, как я поняла, что ОН. Высокий, в расстегнутом ватнике, издалека вижу его руки – они синие от холода, его лицо…обветренное, с бородой. Захотелось закричать и не смогла. В глазах застыл режущий хрусталь, казалось, вспорол мне сетчатку, и я плачу кровью. Потому что очень больно плакать, потому что щеки холодные, а слезы горячие.

Собака скулит и прыгает рядом, а я не могу пошевелиться. Я словно больше не принадлежу сама себе. Я только вижу его силуэт, его…и понимаю, что моя любовь слишком страшная, слишком ненормальная, чтобы можно было считать ее любовью. Она меня не греет, она меня испепеляет, и даже сейчас, на огромном расстоянии, зная, что он меня не видит, я горю.

А потом он вдруг остановился. И резко повернулся. Очень резко. Всем телом. Выронил тачку и тоже замер. Ему плохо видно, с моей стороны светит солнце, оно слепит, я знаю. Потянула за края косынки и дала ветру развеять мои волосы, дала ему рассыпать их по плечам.

Застыл. Не шевелится. В пятидесяти метрах от меня. Я не могу рассмотреть его лицо, не могу увидеть глаза, но я его чувствую, я чувствую, как…как он сходит с ума. Я знаю, я ощутила эту взрывную волну, когда все его большое тело сильно вздрогнуло, и мне даже показалось, что он пошатнулся.

Каждый вдох режет лезвиями легкие. Я просто стою, и он стоит. Идет время. Я не чувствую холода. Мне кажется, я уже ничего не чувствую. Кроме его взгляда.

– Айсберг…, – шепотом, очень хриплым, срывающимся, – мой любимый, Айсберг. Я умираю без тебя.

Снова вздрогнул, как будто услышал, потом подхватил тачку и пошел к недостроенным баракам, несколько раз обернулся. А я так и стояла, смотрела вслед, потом побрела обратно…и мне показалось, что это лишь тень меня, а сердце осталось там, в снегу. Оно валяется и истекает кровью.

***

Он умел терпеть. С детства был таким. Сцепить зубы и к цели напролом. И так во всем, чего хотел. Во всем, чего собирался добиться и присвоить себе.