Первая леди города, или Между двух берегов

Но неприятные сюрпризы не закончились – в самолете Марина обнаружила господина Коваля собственной персоной, и от этой встречи ей не стало лучше. Он аккуратно пристроил свое пальто, потом полез в небольшой кейс, вынул оттуда какие-то блокноты в кожаных обложках, пару ручек и очки в футляре. Значит, займется работой, и ей удастся избежать общения. До самого взлета журналист черкал что-то в своих записях, что-то переписывал, снова черкал, и Коваль успокоилась и попыталась сесть так, чтобы он не видел ее и, не дай бог, не начал лезть с разговорами, но в полупустом салоне это оказалось невозможным. Он заметил ее сразу, едва только поднял глаза и начал вертеть головой, разминая затекшую шею. Сорвавшись с места, он подошел и заботливо спросил:

– Как ты чувствуешь себя, дочка?

– Попутал что-то, дядя? – бросив на него свирепый взгляд, грубо спросила она. – Я тебе не дочка.

– Марина, не надо так – ведь люди кругом…

– Вот именно! Поэтому сядь, откуда встал, иначе сильно испортишь имидж – я девушка нервная, могу огорчить.

Коваль отвернулась к иллюминатору и терпеливо ждала, когда же ему надоест стоять над душой. Ведь она ясно выразилась – общения не будет. Он постоял немного и пошел на свое место, а Егор укоризненно прошептал Марине на ухо:

– Детка, зачем так?

– Отстань, Малыш! Мне на фиг не нужен этот черт в образе заботливого папы! – так же шепотом отозвалась она. – Еще раз подойдет, точно получит по шее!

Егор улыбнулся, погладив ее по щеке:

– Ты не меняешься, дорогая!

– Зачем? Разве мне плохо так, как есть?

– Не представляю тебя другой, если честно. И, думаю, вряд ли обратил бы внимание на тебя, не будь ты такой, какая есть. Детка, а ты не хочешь волосы снова перекрасить? Мне так нравились твои темно-русые, – спросил вдруг он, намотав на палец выбившуюся из узла прядь.

– Нет. Я себя чувствую так и не готова пока меняться. И про черный цвет я тебе скажу – я, конечно, уступлю, раз ты настаиваешь, но основную массу вещей все равно выберу сама.

– Противная ты, – вздохнул Егор, понимая, что и это уже достижение. – Я так рад, что ты согласилась поехать со мной, что не стала упираться…

– Меня загнали в угол, выхода не было. Но мне придется через месяц уехать на Кипр – мои футболисты на последние сборы туда поедут, и мне нужно быть там на подписании контрактов. – Коваль заглянула ему в глаза и предложила: – А поедем вместе? Ведь нам теперь скрывать нечего – после того, как я уехала с тобой. Пусть все думают, что я действительно влюбилась и таскаю за собой любовника.

– Ох, любишь ты довести все до грани, Коваль! – вздохнул Егор. – Давай доживем до того времени, а потом решим.

Марина вдруг расслабилась, поняв наконец, что ей больше ничего не угрожает, что она в безопасности, никакой Гордеенко не достанет.

– Егор, все кончилось, да?

– Почти, – улыбнулся муж, целуя ее в нос. – Почти все, родная, – еще пара недель, и вообще никто не догадается, где ты.

В Москве шел мокрый снег, небо было серое и какое-то низкое, и такой тоской веяло от всего, что Коваль невольно задумалась, что в Англии, наверное, еще хуже – особенно когда дождь идет по шесть-восемь дней, как рассказывал Егор.

Она отвыкла от такси, много лет к трапу ей подавали машину, да и по городу Марина передвигалась исключительно самостоятельно, не прибегая к услугам таксистов. Придется вспоминать, как это бывает. Но тут сзади возник папенька с предложением:

– Марина, может, вас со спутником отвезти, у меня машина на стоянке?

– Господи, ты что – нерусский? – закатила она глаза, доставая сигареты. – Или я как-то не так объясняю? Исчезни из моей жизни так, как ты сделал это тридцать лет назад!

– Ты точно моя дочь – такая же упертая, – вздохнул он, не отставая, однако. – Я прошу тебя – соглашайся, у тебя вид больной, а такси за приемлемую цену тут можно искать часами.

– За хорошие деньги ничего искать не приходится, ты не знал? – усмехнулась Марина, выпуская дым. – Я никогда не стою в очередях и никого не жду, могу, к счастью, себе это позволить.

– Я это понял. – Отец тоже закурил. – А может, ты познакомишь меня со своим другом?

– Обойдешься! – отрезала она. – Ты мне кто?

– Наверное, ты права, дорогая, – вздохнул он, убирая в карман зажигалку. – Кто я тебе? Но мне хотелось бы, чтобы ты поняла и простила меня, дочь.

– Я тебя умоляю – не называй меня так, если не хочешь неприятностей! – попросила Коваль, глядя в его глаза. – У меня нет и не было отца, я не дочь тебе, и на этом давай расстанемся!

И так оно и случилось бы, наверное, если бы вдруг она не повернулась неловко на скользких плитках брусчатки и не выронила трость, теряя равновесие. Если бы не папаша, Марина растянулась бы в своей белой норке прямо на мокром тротуаре. Он подхватил ее, причинив при этом дикую боль и без того многострадальным ребрам, и Марина взвизгнула. Егор, отошедший на несколько шагов, чтобы не мешать разговору, бросился к жене, забыв о своей конспирации и спросив по-русски:

– Детка, что с тобой?

– Больно…

– Идем! – решительно заявил папенька, глядя на Егора. – Я прошу, позвольте мне отвезти вас куда скажете.