Первая леди города, или Между двух берегов

– Дорогая, как ты понимаешь, твои слова мне не очень нравятся, – признался он, ставя перед ней тарелку дымящегося плова, – но я рад уже тому, что ты приехала, что я могу побыть рядом с тобой. Поступай так, как тебе удобно, ведь, наверное, ты всегда так делаешь.

– Спасибо за понимание. – Коваль взяла вилку и попробовала папенькин кулинарный шедевр, оказавшийся действительно очень вкусным. – Слушай, мне нравится! Вкусно.

– Вот и ешь, раз нравится, – улыбнулся он, заваривая в небольшом керамическом чайничке зеленый чай.

– А сам почему не садишься?

– Да, сейчас. Может, коньячку хочешь?

– Отличная идея, между прочим! – одобрила она, и под плов они уничтожили пол-литровую бутылку «Хеннесси», даже не заметив.

– Понимаешь, дочь, я теперь понял, почему ты не обрадовалась, увидев меня впервые, – говорил отец, куря сигарету и глядя на то, как Марина, вытянув ноги на подставленный им стул, блаженствует после отменного обеда. – Ты по характеру такая же, как Димка, он никогда не прощал и не забывал обид, даже когда совсем маленьким был. Вот и ты не смогла простить мне того, что я не забрал тебя, не вырвал из той жизни.

– Знаешь, я не думала об этом, просто мне вдруг стало очень обидно и жалко себя ту, трехлетнюю, от которой ты так легко отказался – просто уехал и забыл. – Она тоже взяла сигарету и закурила. – Сейчас я понимаю, что ты не мог иначе. Семья, сын рос – куда бы ты забрал меня? Но детская обида осталась… Правда, я рано научилась давать сдачи, и это быстро прекратилось, но все же. Мне всегда говорили, что у меня нет будущего, в том смысле, что я непременно стану шлюхой или кем-то еще в том же духе, мол, что взять с девчонки, у которой мать на глазах в дом мужиков таскает! Но я упертая, я дала себе слово, что рано или поздно смогу смотреть на всех сверху вниз и никто не посмеет сказать мне хоть что-то против. Как видишь, мне удалось. – Марина усмехнулась невесело и затушила сигарету, взяв рюмку с коньяком. – Давай выпьем за это.

– Мне нет прощенья за то, что стало с тобой. – Отец поднял на нее влажно заблестевшие глаза.

– Не надо. У меня все в порядке – куча денег, целая кодла уголовников в подчинении, власть – о чем жалеть? Да, есть маленькое «но» – я вдова в свои тридцать с небольшим, но и это не делает меня несчастной, тем более что… – И тут она осеклась, едва не проболтавшись о том, что Егор жив. – Ну, это не важно. Так что прекрати себя обвинять. Вот погоди – все утрясется, и я приглашу тебя к себе, посмотришь, как я живу.

– Димка рассказывал, что был в твоем доме, – отозвался отец, вытирая глаза и словно стыдясь своих слез. – Говорил, особняк трехэтажный за городом?

– Что есть, то есть! – признала Марина не без удовольствия. – Но это дом моего мужа, я там живу со дня свадьбы, а мой собственный коттедж находится чуть подальше, есть еще один поселок в пригороде, там живут в основном такие, как я, – люди с небезупречной репутацией, скажем так. Я ведь птичка очень известная в своем регионе, про меня такие сказки рассказывают – ого, Андерсен отдыхает!

– Я слышал кое-что, когда снимал передачу.

– Тогда можешь считать, что ты меня неплохо знаешь. Слушай, может, мы с тобой погулять сходим? – предложила Марина. – А то напились, аж в голове шумит, не помешает проветриться.

– Пойдем, конечно.

Вдвоем они гуляли до темноты, просто бродили по улицам и почти не разговаривали, Марина держала его под руку и видела, что и этого ему вполне достаточно. Он то и дело поглаживал ее руку в черной тонкой перчатке, словно проверял, есть ли дочь на самом деле.

– Ты не сердишься, что я свалилась тебе на голову так неожиданно, да еще с тайнами?

– О чем ты говоришь! – возмутился отец, приостановившись. – Ты можешь жить у меня столько, сколько нужно, ведь я не чужой тебе, Мариша. Странно только, что ты просила не говорить никому о своем приезде…

– Понимаешь, я очень сильно запуталась в своих отношениях с мужчинами, мне просто стало нечем дышать, и я должна спокойно и трезво все обдумать и решить, как быть дальше, – призналась Коваль внезапно, поддавшись непреодолимому желанию получить совет или просто быть услышанной. – И я не могу сделать этого, находясь рядом с ними, – они постоянно делят меня и соперничают, мне от этого плохо, потому что я люблю их обоих. Что мне делать, отец?

Он вздрогнул от этого слова, не ожидал, видимо, что она назовет его так хоть когда-нибудь.

– Мариша, как я могу советовать тебе что-то – ты взрослая, самостоятельная женщина, ты уже давно умнее меня… Скажи мне вот что – это Грег и еще кто-то, да?

Это было в принципе ожидаемо – вот этот вопрос. Отец был наблюдательным, это чувствовалось сразу, жизненный опыт и профессия научили его подмечать то, чего, может быть, не видели остальные. В его взгляде было столько сочувствия и желания помочь дочери разобраться в сложившейся ситуации, что Марину понесло – она заплакала навзрыд и призналась: