Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

Наконец в первую неделю января полковник Джон Коффи отбыл со своими шестьюстами семьюдесятью кавалеристами и пошел по Тропе Натчез. Спустя три дня Рейчэл стояла на берегу реки с Эндрю-младшим на руках вместе с населением всего Нашвилла, высыпавшим для проводов. Она махала платком и кричала прощальные слова генералу Джэксону и тысяче пятистам пехотинцам, отправившимся в поход. Эндрю сказал ей, целуя на прощание:

— Не тревожься, дорогая, я позабочусь о себе. Ты знаешь, что я буду заниматься делом, к которому всю жизнь стремился.

Да, она знала и поэтому уступила ему. Рейчэл сказала:

— Дорогой, художник обещал мне, что сделает в срок. Я хотела, чтобы при прощании ты имел это при себе как мой подарок.

— Ой, сюрприз?

— Мой портрет на слоновой кости. Я хотела бы, чтобы ты носил его в кармане.

— Вовсе не так. Я повешу его на шею на цепочке и никогда не сниму — ни днем, ни ночью. Если портрет будет закончен через десять дней, пошли его с Динуидди к слиянию Кумберленда и Огайо. Он станет символом моих успехов.

Она стояла на берегу, наблюдая, как последняя лодка отошла от причала, освещаемая серым холодным январским светом, а первая лодка, в которой был Эндрю, медленно скрывалась из виду.

/6/

Лишь после того как Рейчэл вошла в дом через парадную дверь и Молл взяла ее накидку, она почувствовала перемену, происшедшую за короткое время в ее доме, с тех пор как она вышла из него: первое длительное отсутствие Эндрю в Эрмитаже. Когда он уезжал на неделю или на месяц, она все же ощущала его присутствие в доме, слышала его голос, видела его гибкую фигуру, передвигающуюся по зданию с неловкой грацией, свойственной необычайно высоким людям. Теперь же он исчез — исчез его голос, его фигура, его присутствие, — и огромная комната стала пустой.

Рейчэл присела на краешек стула, пока Молл отводила мальчика наверх. Она не то чтобы была утомлена физически, а скорее поддалась чувству подавленности. Разве солдатские жены не надевают личину отваги и жизнерадостности и никогда не дают мужьям заметить свою дрожь и свой страх? А когда мужчины уходят, они, женщины, возвращаются в свои безмолвные дома, зная, что им придется проявлять выдержку в течение года, а то и всей жизни, разве они не страдают в одинаковой мере? Чувствуют ли они себя ослабевшими и опустошенными, не представляя, сколько времени потребуется, чтобы снова стать на ноги? И почему даже присутствие любимого сына не возмещает отсутствия мужа?

Молл и мальчик спустились вниз. Он был в ночной рубашке, готовый к ужину. Рейчэл почитала ему немного, а потом рано уложила спать в своей постели, ведь он встал рано на заре. Молл сидела в кресле-качалке у камина, когда Рейчэл спустилась в большую комнату. С годами волосы Молл поседели, а лицо значительно похудело, но в остальном трудно было сказать, что ей уже перевалило за семьдесят.

— Молл, ты не должна была ждать меня. Я не хочу есть.

— Я знаю, миз Рейчэл, что вы не хотите, но я подам ужин. Генерал Джэксон сказал мне перед отъездом, чтобы я заботилась о вас. Помните, какой худющей вы стали в Хантерз-Хилл потому, что не хотели есть? Так идите же к столу и скушайте тушеное мясо.

Рейчэл съела немного телятины, чтобы ублажить Молл, и тут же почувствовала себя теплее и лучше. Она поднялась наверх, быстро разделась, надела длинную фланелевую ночную рубашку, но не стала заплетать косы и надевать ночной колпак. Она подвинула мальчика на его подушку, подвернула одеяло под его плечи, потом накинула на себя свой старый поношенный халат из испанского синего шелка. Она устала от долгой поездки, от дней ожидания и постоянной тревоги, что в любой момент у Эндрю могут отобрать командование. Но Рейчэл знала, что не сможет заснуть, — так остро чувствовала она свое одиночество.

Спустившись вниз, она подложила дрова в камин и села поближе к огню. Уперев локти в колени, Рейчэл протянула свои ладони к языкам пламени. Самыми тягостными будут ночи, днем она сможет ускорить бег времени, занимаясь повседневными делами, у нее будет компания сына, она может приглашать детей Северна. И все же самое тяжелое бремя для женщины — это оставаться с тем малым, что дает монотонная, а в одиночестве бессмысленная домашняя работа. «Такова судьба женщин, — рассуждала Рейчэл, — не быть творцом осмысленного — это отдано мужчинам, а всегда служить пассивным орудием для того, кто участвует в событиях».