Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

Рейчэл стояла, низко склонив голову. Каким пустым станет дом без Энди! Несмотря на все треволнения со времени дуэли, она занималась работой по дому и ложилась спать, неизменно ощущая, что в соседней комнате находится мальчик. Сколько раз своим озорством или своими требованиями помогал он им избавиться от отчаяния. Она уже содрогалась при мысли, что следующей осенью он пойдет в школу и она останется одна в будние дни недели. Она посмотрела на Энди, думая над тем, как приспособится он к пожилому полковнику Саундерсу, богатому, но скучному человеку по кличке Сухой Джонни.

Ответ пришел за два дня до церемонии венчания. В Эрмитаж приехали Полли и Энди. Мальчик легко спрыгнул с Индейской Королевы и побежал навстречу Рейчэл. Полли устало слезла с коня.

— Ничего не получается… потому что никто из них не хочет, чтобы получалось. Энди ведет себя очень плохо. Он устраивает различные неприятности, например отрезал шпоры у седла полковника. Полковник отшлепал его — он просто не смог сдержаться.

Полли смотрела на своего сына, который повис на шее у Рейчэл, а та гладила его по голове. Полли покорно улыбнулась:

— Я знаю, его шалости вызваны желанием вернуться сюда. Он любит вас обоих.

— Мы также любим его.

— Да, вы его любите, поэтому, я полагаю, его пребывание здесь устроит всех. Я хочу, чтобы Энди был счастлив, но хочу, чтобы и полковник был счастлив. Итак, он ваш… растите его… содержите до тех пор, пока он вам нужен.

Щеки Полли побледнели, она не двигалась. Рейчэл подошла к молодой женщине, обняла ее. Полли зарыдала:

— Когда придет время… если он станет мне нужен… захочу его…

Рейчэл быстро ответила:

— Он всегда останется твоим сыном, Полли. Мы не собираемся усыновлять его. Мы вырастим его, воспитаем, будем любить… как сына Сэмюэля.

В начале мая, когда они занимались посадкой кукурузы на вновь расчищенном и вспаханном поле, из федерального суда в Ричмонде пришла повестка с вызовом в суд. Эндрю должен был предстать перед судом и дать показания на процессе Соединенных Штатов против Берра. Эндрю тут же послал за Джоном Овертоном, он был весьма расстроен:

— Меня назвали предателем, что может быть более пятнающим честь на нашем языке!

Рейчэл взяла в руки повестку. Она решительно покачала головой, словно говорила: позор!

— Эндрю, тебя лишь просят приехать в Ричмонд помочь процессу и осуждению Аарона Берра… если он виновен.

Джон приехал по просьбе Эндрю. Эндрю пододвинул два кресла к камину. Гость вытянул ноги к тлевшим углям.

— Понимаю, что время неудачное, чтобы уезжать отсюда, — начал Джон. — Я также опасаюсь, что суд может затянуться надолго. Нет закона, который обязывал бы тебя поехать в Ричмонд. Но, откровенно говоря, стоит ли тебе игнорировать вызов? В конце концов ты был судьей и должен помочь федеральному суду в Ричмонде.

— Если бы началась война с Испанией, — возразил Эндрю, — то полковник Берр стал бы героем, а не злодеем.

— Если бы да кабы, во рту росли бобы, — сухо ответил Джон. — В суде верховного судьи Джона Маршалла не бывает истерик. Когда подойдешь к стойке, ты должен придерживаться фактов: что говорил или писал Берр, что он заказывал, что оплатил. Оставь свои личные мнения Рейчэл, и она позаботится о них со всей нежностью в твое отсутствие.

В голосе Джона отчетливо звучало сухое предупреждение. Рейчэл увидела, что лицо Эндрю вспыхнуло, он рывком поднялся из кресла и встал, глядя вниз, на Джона.

— Поскольку ты послал за мной, — сказал холодно Джон, — то я понимаю, что тебе был нужен мой совет. Проехав в спешке восемь миль, я дал его тебе, а нравится он или нет — твое дело.

— Ох, я всегда намеревался поехать, — проворчал Эндрю, с которого слетела спесь.

Оба мужчины рассмеялись. Рейчэл сидела тихо, прислушиваясь к их беседе о предстоящем суде и к их воспоминаниям относительно схожих процессов по обвинению в государственной измене, к их предположениям, окажется ли двусмысленная болтовня Аарона Берра основанием для его осуждения.

— Эндрю, Джон, не кажется ли вам… что когда-нибудь вы опять станете партнерами в юриспруденции? Или же слишком поздно?

— Я хотел бы, — сказал Овертон, его глаза навыкате блестели, словно потеплевший серый гранит. — А как ты, Эндрю?

— Откровенно говоря, не знаю. Я, возможно, забыл большую часть законов.

— Но ты не забыл, как стрелять.

Воцарилась тишина. При слове «стрелять» они мысленно вернулись не к тем дням, когда Эндрю приходилось носить оружие, чтобы утвердить уважение к закону и судам, что и хотел сказать Джон, а к дуэли с Дикинсоном. Рейчэл почувствовала пустоту в желудке; неудачная шутка ответила на ее вопрос яснее, чем часовая дискуссия: партнерство — дело прошлого.