Первая любовь Императрицы

Но невольное затворничество все же сблизило их, однако вовсе не так, как ожидали Елизавета Петровна и Бестужев. Единение произошло на почве противления надсмотрщикам. Теперь Екатерина… помогала мужу прятать игрушки и играть в куклы по ночам! Кукол доставила Кроузе, которая была из Голштинии, терпеть не могла Чоглокову, а потому потакала Петру. Собак из дворца убрали, но занятия муштрой продолжились. Из-за невозможности делать это с лакеями Петр гонял собственную супругу! Словно в знак протеста против тюремщиков, Екатерина терпела, что очень нравилось мужу. Если бы «нравилось» перекинулось и на личные отношения… К сожалению, такого не произошло.

И все же затворничество сказалось на супругах по-разному. Петр воспринял Екатерину как подругу по немногим доступным развлечениям, он то и дело навещал жену, подолгу играл ей на скрипке, княгиня хвалила, не желая признаваться, что для нее музыка всего лишь набор звуков, и не больше. Они отрабатывали ружейные приемы, по очереди стояли на часах у двери спальни… А то вдруг Петру пришла в голову идея построить в Ораниенбауме нечто вроде капуцинского монастыря, в котором жить всем на равных.

Он подхватывал жену за руку и, таская за собой из угла в угол комнаты, принимался расписывать:

— Всем ходить в монашеской одежде! Никаких вот этих глупостей! — Петр дернул за широкую юбку платья, едва не свалив жену. Та в ответ дернула и его за кафтан:

— И вот этих тоже!

Последовала почти истерика:

— Это не глупости! Не глупости! Это форма, в которой вы ничего не смыслите, а потому не смейте говорить ничего дурного!

Спокойное согласие Екатерины: «я буду говорить только хорошее» — лишь подлило масла в огонь, Петр принялся метаться по комнате, выкрикивая разные гадости. Его обидели, ему плюнули в душу! Обозвать мундир глупостью?! Да что она смыслит?!

К идее монастыря вернулись через несколько дней. Петр, не в силах спокойно стоять или сидеть, снова мотался по комнате, размахивая руками. Она вынуждена была почти бегать следом, с трудом уворачиваясь от этих взмахов.

— Ездить по очереди за водой с большой бочкой!

Хотелось спросить, почему нельзя сделать водопровод или хотя бы колодец в самом монастыре, но она не рисковала: ни к чему очередная истерика.

— Вы совершенно никчемны, ничего не умеете делать сами, но мы вас научим! — обнадеживал муж. И снова она сдерживалась, чтобы не возразить, что как раз она-то и умеет, потому что в детстве вокруг вовсе не было толпы слуг, приходилось и рукодельничать, и стирать самой свои вещички, и убирать тоже. А он не умел ничего.

Потом Петр решил начертить план будущего монастыря. Решить-то решил, а вот самому начертить не удавалось, для этого требовалось усердие, которого не было вовсе. Дерганый, нервный Петр не мог так долго заниматься одним делом, чертить пришлось Екатерине. Она терпеливо переделывала чертеж по желанию мужа больше сотни раз!

Общаться только с Петром, ненавистной Чоглоковой и несколькими слугами неимоверно скучно. Теперь Екатерина боялась вообще привлекать к себе кого-то, ведь даже старого слугу Тимофея, который предупредил ее об опасности увлечения Чернышевым, сослали в Сибирь. Отправили в ссылку, правда в Астрахань, Марию Жукову, которая прислуживала Екатерине и относилась к ней как к сестре.

Одна, совсем одна… не считать же другом вечно мятущегося и поглощенного своими фантазиями мужа? Каждый шаг под надзором, каждое слово под контролем.

Петр тоже страдал, но у него это вылилось в пустые фантазии вроде капуцинского монастыря, а Екатерина нашла область, в которой над ней были не властны ни Чоглокова, ни Бестужев, ни даже императрица.

Мадемуазель Кардель позволяла читать только в качестве награды за хорошее поведение. В детстве они прочли много французских романов, но теперь Расин и Корнель казались Екатерине скучны. Читать о романтической любви, видя перед собой Петра, не хотелось вовсе.

Толстый фолиант назывался «История Германии», хотя написан был на французском и издан в Париже. Он лежал на столике подле большого шкафа с книгами. На вопрос: «Чей?» — сказано, что прислали ко двору, но никому не нужна.

— Я возьму?

Бестужев, которому задан этот вопрос, только плечами пожал:

— Да ради бога!

Фолиант толстый, пахнущий краской, в богатом переплете… Петр сунул нос: «Что это?», пролистал несколько страниц, убедился, что картинки скучные, а об императоре Фридрихе нет вообще ничего, фыркнул:

— Скучная глупость!

Не скажи он этого, может, и сама Екатерина тоже вернула бы книгу, лишь пролистав для порядка, но тут взыграло: если мужу кажется глупостью, значит, обязательно надо прочитать!