Первая любовь Императрицы

Под дверью раздалось мяуканье. Екатерина не рискнула ответить сразу. Если прислушаться, можно понять, что это голос не кошки, а человека, но прислушиваться некому, у великого князя очередная пирушка, во время которой для него не существует никого, а по окончании лакеи просто унесут бесчувственное тело хозяина в постель. Великая княгиня могла не беспокоиться, но она все же осторожничала. Мяуканье стало жалобным…

Приоткрыв дверь, Екатерина быстро впустила в спальню Нарышкина:

— Вы с ума сошли! А если кто-нибудь увидит, как вы ко мне входите?

— О нет, меня в амурных делах не заподозрит никто, уверяю вас. Решат, что вам понадобился очередной анекдот, не более. Вы готовы?

— Да. Но я боюсь.

— Я тоже. Вперед.

— Как же мы выйдем?

— Так же, как я сюда вошел, — через покои великого князя.

— Нет, вы действительно сошли с ума!

— Ничуть, там идет такое веселье, что нас и не заметят.

— А если мы не успеем вернуться до окончания пира?

— А по его окончании все будут спать, где кто заснул. Пойдемте быстрее, нас карета ждет.

— А если нас увидят?

— А если нас все-таки увидят, придется сидеть с ними до утра, слушать глупости и нюхать табачный дым. Пойдемте.

Они легко прошли через покои великого князя, действительно, никто не заметил. Нарышкин показал на запасную дверь, выводящую на заднее крыльцо:

— Ее никогда не закрывают. Запомните, где находится. Возвращаться будем через нее.

Пробирались тихо, но в карете на Екатерину напал смех, она хохотала почти истерично. Оказаться посреди ночи вне дворца одной с чужим мужчиной… такого приключения у нее еще не было. Рядом хохотал, держась за бока, Левушка. Так и ехали, то смеясь, то затихая, а потом снова начиная хохотать до слез.

Но в доме Нарышкиных было темно!

— Лев…

— Пойдемте, не съедят вас…

В полной тишине и почти полной темноте она пробрались в какую-то комнату. Нащупывая следом за своим провожатым, крепко державшим ее за руку, ступеньки и пробираясь темными коридорами, Екатерина ломала голову, как себя вести. Неужели Нарышкин решил вот так заманить ее и овладеет силой?! Что делать, если он начнет приводить такой план в действие? Кричать немыслимо, ведь она посреди ночи в чужом доме…

Решить ничего не успела, за ними закрылась дверь какой-то комнаты и вдруг… Екатерина не поняла, как они умудрились зажечь мигом с десяток свечей, а главное — как сумели сидеть столь тихо. Комната взорвалась хохотом и криками, потому что в ней находилась веселая компания — вся молодежь Нарышкиных и…

— Ваше Высочество, позвольте представить — Станислав Август Понятовский, мой друг, тот самый, что писал за меня умные письма, на кои я, грешный, не способен… Прошу принять ласково…

Лев тарахтел еще что-то, но эти двое уже ничего не видели. Глаза Стася под пушистыми черными ресницами блестели ярче самых ярких звезд, он видел свою обожаемую Екатерину не на придворном балу, где лишний раз и глянуть невозможно, а вот так близко, мог говорить с ней, держать за руку. А тайна, сопутствующая этой встрече, добавляла прелести…

Анне Нарышкиной надоел перегляд, она закричала:

— К нам, к нам!

Вечер прошел в совершенно сумасшедшем веселье, Екатерина даже забыла, что ей предстоит возвращаться во дворец, пробираться в свои комнаты и скрывать это приключение.

Но она зря переживала, все прошло замечательно, вернулись так же легко, как и ушли.

Лежа без сна, Екатерина размышляла над тем, что произошло. Это, конечно, сумасшествие, такое мог придумать только Нарышкин, которому все сходит с рук. Ему, но не ей… Или… или это снова распоряжение государыни, а потому препятствий не будет? Но к чему тогда большая компания, которая будет в курсе и всегда способна выболтать?

А Станислав Август хорош… И как влюблен… Он смотрел весь вечер, почти не отрывая взгляда, но взгляд этот был совсем иной, чем у Сергея Салтыкова, Салтыков увлекал в неведомые дали, он приказывал, и она с восторгом подчинялась. Станислав смотрел иначе, он обожал, он молил об ответном если не обожании, то хотя бы снисхождении, он полностью подчинялся в этом чувстве… Екатерина почувствовала себя не ведомой, а ведущей. Это было новое чувство, совсем иное, к тому же с самого начала окутанное тайной. Но даже эта тайна была иной, чем с Салтыковым.

Та тайна грубая и жестокая, их просто сводили ради потомства, ведь Екатерина не уверена, что родила сына от мужа, а не от любовника. Вот и закончилась соответственно. Салтыков должен был разбудить в ней женщину, он разбудил. И бросил! Из Швеции, где теперь представлял Россию ее неверный возлюбленный, из Парижа, куда ездил, приходили совсем неприятные слухи: мол, ведет себя даже неприлично, не пропускает ни одной юбки, волочится за всеми подряд…

Екатерина постаралась выкинуть из головы мысли о Салтыкове. Сейчас ей больше думалось о красивом и таком влюбленном в нее поляке. Романтический флер, окружавший их неожиданную встречу, придавал ей особую прелесть.

Утром Владиславова сочувственно вздохнула:

— Ваше Высочество, надобно сказать, чтобы дверь обили, вы из-за шума явно не выспались.

Нарышкин, на следующий день явившийся во дворец как ни в чем не бывало, шепнул: