Первая любовь (СИ)

— Ты все еще не можешь забыть то, что я сказал?

— Просто для меня это дико.

— Он просто за тебя волнуется, как любой другой на его месте. И ему сложно быть родителем, потому что он никогда не был в этой роли, понимаешь?

Я кивнула, восхищаясь тем, как парень пытается оправдать Краснова. Но меня все равно было трудно убедить в целесообразности поступков Алексея. Хуже всего было то, что вопрос с моей учебой так и не был решен. Мужчина забрал документы из гимназии, но я же не могу перейти на домашнее обучение. В любом случае, мне нужно где-то получать образование.

— Он очень старается быть хорошим опекуном.

Я чуть не рассмеялась, услышав слова Славы, потому что Краснов вообще не старался, он делал только так, как было удобно ему. Будь он хорошим опекуном, я бы не была отрезана от общества высоким забором посреди соснового леса, а могла спокойно общаться с друзьями и одноклассниками. И меня бесило его нежелание мириться с моим окружением, которое я сама вольна выбирать. Все-таки, мне не пять лет, чтобы он выбирал мне друзей. И где-то он может быть прав, но такие радикальные меры только усиливают мое желание не подчиняться ему. Если бы он поговорил со мной, нормально высказав свои аргументы, я могла бы послушать его и сделать то, что он скажет, но он решил пойти по короткому, более простому для него пути.

Глава 15

Через пару дней Славик уехал к родственникам во Владимир, в шутку попросив забыть его номер до конца праздников. Мы остались с Красновым вдвоем, но я почти его не видела. Большую часть времени он работал, полностью погрузившись в экран ноутбука, а когда отрывал взгляд от монитора, то начиналась нескончаемая череда телефонных разговоров.

Мой телефон тоже не замолкал от настойчивых звонков Маркушенко, но я сбрасывала, не желая узнавать на что ещё способен Краснов, услышь он наш разговор. Да и выяснять отношения с Димой не хотелось, я надеялась, что он все поймет по моим не принятым звонкам и самостоятельно прекратит попытки завоевать мое сердце.

За нашим последним ужином за городом, я решилась начать разговор.

— Праздники подходят к концу и мне надо возвращаться в школу, — я старалась говорить легко, ковыряя салат в тарелке, но мне было трудно держать свои эмоции под контролем.

— Я уже подобрал несколько вариантов, — мужчина избегал моего взгляда.

— А меня спросить не хотел? — я с трудом сдерживаюсь, чтобы не повысить голос, но меня выдают пальцы, которыми я с силой сжимаю вилку. Как бы я не старалась держать в узде свою злость, она вырывается наружу.

От Краснова ничего нельзя скрыть, он как будто все видит даже с закрытыми глазами.

— Мы можем хоть раз нормально поговорить? — его голос спокойный, но я вижу, как сгущаются тучи в его глазах.

— Мы нормально разговаривали, пока ты не начал вести себя, как козёл! — я ударяю ладонью по столу, поднимаясь со своего места.

Я уже хочу сорваться на бегство, понимая, что сказала лишнего, то что вообще никогда не должна была говорить. Но мужчина тоже поднимается с места, ударяя кулаком по столу. Мы как два разъяренных быка смотрим друг на друга, разделяемые поверхностью стола. И никто уже не сможет нас остановить. Мы абсолютно одни. У нас развязаны руки и мне страшно, что все это закончится на печальной ноте.

— Ты первая все начала, пошла на свидание с этим придурком!

Я не ожидала этого услышать и даже открыла рот, ловя воздух как рыба. Мысли пытаются собраться воедино, подсказывая мне, что его пренебрежительное отношение- это месть за мое свидание. Но какого лешего он имеет на это право?

— Ты не ночевал дома! — я уже не могу контролировать себя, вспоминая выброшенную карбонару. — Я как дура ждала тебя, даже ужин приготовила. А ты даже не позвонил!

— Я работал! Для тебя между прочим стараюсь, чтобы сохранить компанию твоего отца!

— Я тебя об этом просила? — из груди вырываются рыдания, слезы обжигают глаза, и я больше не в силах продолжать перепалку, опускаюсь на пол, подбирая колени.

Я обещала себе не плакать перед ним, я обещала быть сильной и не смогла сдержать обещание. Слабачка.

Я жадно ловлю ртом воздух, задыхаясь от собственной никчемности. Я осталась совсем одна, родителей нет, родственников нет, опекун не хочет слышать меня, принимая решения за меня. И уйти я никуда не могу, связанная по рукам и ногам тотальным контролем Краснова. Чувство собственной ненужности только усиливается, когда мужчина спокойным тоном говорит:

— Так больше не может продолжаться. Завтра же улетишь в Лондон.

— Ты не можешь так со мной поступить, — я поднимаю на него заплаканные глаза, но мужчина не смотрит на меня.

Он уходит, оставляя меня одну. Я одна, я совсем одна….

Я шагаю позади Краснова, пробираясь через толпу людей, суетящихся в аэропорте, крепко сжимая ручку чемодана. И в голове проскальзывает мысль убежать, «потеряться» в толпе. Но Краснов как будто чувствует мой настрой и хватает меня за локоть, силой удерживая возле себя.