Первая мировая. Брусиловский прорыв

Правда, ежедневно бывают у нас так называемые «занятия». Это значит: выстроившись повзводно, мы идём в лес, там полежим, поболтаем от двадцати минут до сорока и снова идём в казармы. Да и от этих «занятий» ухитряется удирать не менее половины вольноопределяющихся, несмотря на строгий приказ начальника команды всем выходить на «занятия».

Возвращение из леса обычно сопровождается озорством. Во-первых, мы поем непристойные песни, особенно на тех улицах, где много молодых женщин. Непристойность обычно заключена в припеве. Если его написать и прочитать — ничего непристойного пет, а появляется она только при пении, когда слитно произносятся некоторые слова.

Во-вторых, издеваемся над военными чиновниками. Увидев идущего по тротуару чиновника, взводный подаёт команды «Отставить песню!», «В рядах равняйсь!», а затем «Смирно!» и подносит руку к козырьку, но тотчас же опускает её, командует: «Отставить!» и, обращаясь к чиновнику, говорит: «Извините, господин военный чиновник, мне показалось — вы офицер». А тот бедняга, только что приосанившийся, никнет и как побитый идёт дальше.

А что делать молодым, полным силы людям, волею начальства обречённым на полное бездействие? Куда было девать переполнявшую нас энергию? Кто не играл в карты — шёл гулять в город. Но ведь каждый день гулять не будешь? Вот и лежим на своих нарах, как медведи в берлоге. Лень постепенно затягивает нас своей клейкой паутиной, бывает, что идти пить чай и то никак не подымешься, хотя давно уже чувствуешь жажду.

На почве ничегонеделания кроме азартных игр процветают пьянство и связанные с ним кражи. Воруют не только деньги, но и вещи. Дело дошло до того, что начальник команды полковник князь Микеладзе собирал команду и долго уговаривал «господ вольноопределяющихся» бросить карты, не воровать и не пить денатурат. Князь был очень милый и славный старик. Его любили за кротость и простоту, поэтому слушали внимательно, сочувственно вздыхали. Но вот князь кончил поучение, команда распущена. Мой сосед по нарам гусар Мрачнов, вопреки своей фамилии весёлый парень, обращается ко мне и к своему соседу приземистому кирасиру, солидному и непьющему:

   — А не выпить ли нам, братцы, «средне», как пишет великий возлиятель Скиталец? А? Я знаю уголок, где чашка денатурата с квасом стоит только двадцать пять копеек. Идёмте, невинные вы души!

   — Отстань, Степан! Знаешь ведь, что не пойду, — отвечал кирасир.

Но Мрачнова трудно было угомонить, да и делать нам было нечего.

— Ты, пойми, Рома! Дёрнешь чашку, тебя, правда, спервоначалу всего перевернёт. Но отрыгнёшь раза три керосином с сырой кожей — и тогда благодать на тебя нисходит. Всех обнять готов: «И в небесах я вижу бога, и счастье я могу постигнуть на земле».

   — Это у тебя природное, или специально уроки брал? — серьёзно спрашивает Роман.

   — Ты о чём? — недоумевает сбитый с толку Степан.

   — А вот паясничанье, — невозмутимо поясняет кирасир.

   — Презренный червь, — вопит гусар, — я раскрываю перед тобой богатства моей необъятной прекрасной души, а ты в ответ жуёшь свою бычью жвачку да сплёвываешь.

Такие перепалки, конечно, происходили тоже только ради развлечения.

Было у нас в команде немало талантливых ребят музыкантов, рассказчиков, певцов. Импровизированные концерты проходили с исключительным успехом. Обалдевшие от ничегонеделания вольноопределяющиеся жадно слушали выступавших товарищей. Народ скучал и тянулся всей душой ко всему светлому.

17 июля

Вильна. Население Двинского военного округа призвано на окопные работы. Значит, опасность велика.

Распространяются разные слухи: нами оставлена Митава, население Варшавы покинуло город, мосты через Вислу взорваны. И не слух — все пленные немцы из Вильны отправлены в Витебск.

Слухи носятся и такие: в школу прапорщиков будут назначать только в августе, а пока нашу команду переведут не то в Витебск, не то в Смоленск.

Слухи действуют на нервы, но никуда от них не денешься.

24 июля

«Солдатский вестник» сообщил, что вчера, в 9 часов вечера, Варшава оставлена нами. Не хочется верить.

А если оставлена Варшава, то и Новогеоргиевск или в осаде, или тоже оставлен. Неужели попали в плен наши товарищи? В плену и Чурсанов Алексей Яковлевич, наш взводный, мечтавший о том, чтобы скорее замирились, и строгий, но знающий и умный подпрапорщик Федоровский? Может быть, в плену и мой учитель кузнец Неклюдов Александр Никифорович, учивший меня быть ближе к народу, солдатам, рассказывавший мне о горькой жизни крестьянина и рабочего, сомневавшийся в необходимости войны для рабочих и мужиков. Так он мне и недоговорил чего-то! Что это могло быть?

26 июля

Получили газеты: Варшава действительно оставлена нами.

Сегодня предпринял очередную прогулку по городу. Несмотря на то что Вильна очень стара, особенно интересных памятников старины здесь нет, кроме Замковой горы да дворца Гедимина. Зато замечателен собор из красного кирпича. Многочисленные кружевные башенки и шпили делают его похожим на знаменитый Миланский собор, который я неоднократно видел на картинках.