Романтические проступки в Доме Габсбургов стали обычным явлением. В 1902 г. эрцгерцог Леопольд Фердинанд, совершавший ранее кругосветный круиз с Францем Фердинандом, пока не был высажен в Австралии, отказался от своего титула, взял имя «Леопольд Вольфинг» и сбежал в Швейцарию, чтобы жениться на дочери почтмейстера, испытывающей странное влечение к публичному обнажению. В то же самое время его сестра принцесса Луиза Тосканская ушла от своего мужа кронпринца Саксонии и вместе со своими детьми и преподавателем французского языка сбежала в Швейцарию. После развода с мужем она ошеломила континент тем, что в следующем году вышла замуж за итальянского музыканта.
В свете таких скандалов брак Франца Фердинанда и Софии выглядел более пристойным. Развратные любовницы, незаконнорожденные дети, смерти от сифилиса и королевские разводы сделали неравный союз между эрцгерцогом и чешской графиней почти образцом ответственности и респектабельности. При всех разговорах о Софии как коварной авантюристке она никогда не попирала архаических традиций Императорского двора. Первоначальный скептицизм по поводу их брака начал угасать. Время не могло излечить умышленно нанесенные раны, но шли годы, и казалось, что они принесут долгожданное признание империи самой необычной и преданной королевской чете.
Глава VII
СМЯГЧИТЬ ОТНОШЕНИЯ
После того как Отто умер, а Фердинанд Карл нанес оскорбление, Франц Иосиф оказался вынужден смотреть на брак Франца Фердинанда и Софии более благосклонно. Нельзя сказать, чтобы он полностью принял этот союз. Император, утверждал его адъютант граф Паар, «не мог простить» этот брак и «постоянно винил себя, что вынужден был его позволить под давлением горьких обстоятельств». Но проходящие годы все больше утомляли Франца Иосифа, и он уже не мог или не хотел бороться со свершимся фактом. Вопреки ожиданиям, София ни разу не устроила никаких сцен, не требовала уступок и не пыталась воздействовать на мужа в попытке захватить власть. Ее выдержка, успокаивающее влияние, которое она оказывала на характер эрцгерцога, и их очевидная преданность друг другу смягчили отношение императора.
Появления Франца Фердинанда и Софии при дворе все еще были редкостью и оставляли у них противоречивые впечатления между императорской благосклонностью и унижением. Когда София появилась на императорском балу в 1909 г., то обнаружила, что Монтенуово в очередной раз не озаботился ее сопровождением. На этот раз она не убежала из зала, сгорая от стыда, а прошла с огромным достоинством и высоко поднятой головой. Один молодой эрцгерцог, сжалившись над ней и, видимо, не подумав о последствиях, подбежал к ней и подал руку. На следующий день Монтенуово оказался завален жалобами. Это были не только протесты раздраженного Франца Фердинанда, но и жалобы от нескольких эрцгерцогинь, которые считали, что София не должна была идти под руку с эрцгерцогом и это было нарушением императорского этикета.
Шесть месяцев спустя принцесса выполнила первое официальное поручение. В Триесте София окрестила новый дредноут «Радецкий». Франц Фердинанд был в восторге: ему казалась, что враждебность, окружающая его супругу, начала развеиваться. Действительность оказалась не столь снисходительной. В августе 1909 г. отмечалось сто лет со дня изгнания Наполеона из Тироля: император и Франц Фердинанд присутствовали на устраиваемых торжествах. Но приглашение Тирольского провинциального комитета с присутствием и Софии повергло Императорский двор в состояние, близкое к панике. Император настаивал на том, что приглашение Софии было просто знаком вежливости и что она «не должна присутствовать на официальной церемонии», так ее посещение будет «трудно сочетаемым с регламентом торжественной церемонии». Это было допустимо в теории, но означало оскорбление в реальности. Принцесса, заверил император своего племянника, «принадлежит нашему семейному кругу, и я буду рад видеть ее на наших закрытых семейных торжествах». Умышленно или нет, но его сообщение было предельно ясным: София может рассматриваться его приемлемой спутницей за закрытыми дверями, но не должна сопровождать его на официальных церемониях на публике, подчеркивая свое неравное положение перед императорским двором.