Первая мировая война

Британские войска снова пошли в атаку; впереди шли волынщики Королевского хайлендского полка в шотландских килтах. Их безжалостно косил пулеметный огонь немцев. Когда Хейг приказал «на закате предпринять штыковую атаку», командиры на местах дали понять, что считают этот приказ ошибочным. Хейг отменил свое распоряжение, прибавив, что ждет успеха на следующий день. Но утром 10 мая на совещании с Хейгом все три командира дивизий, Хакинг, Гоуф и Уилкокс, однозначно заявили, что у них недостаточно артиллерийских снарядов для второго дня наступления.

Потери первого и, как оказалось, единственного дня наступления на хребет Обер составили 458 офицеров и 11 161 солдат. Весь день британцы показывали примеры личной храбрости. Героям были вручены три Креста Виктории. Но прорвать укрепления немцев не представлялось возможным, и Хейг признал, что возобновлять наступление не следует. «Наша атака закончилась неудачей, – написал генерал Чартерис в своем дневнике 11 мая, – причем полной неудачей, с тяжелыми потерями. Это голый и в высшей степени неприятный факт».

Среди тех, кто сражался на Ипрском выступе 13 мая, когда немцы начали массированный артиллерийский обстрел, был капитан Джулиан Гренфелл. Он находился на этом участке фронта с ноября прошлого года и дважды отмечался в рапортах за храбрость. Двумя неделями раньше он написал одно из самых цитируемых в Британии стихотворений о войне, «В бою» (Into Battle). Вот его последние четыре строфы:

Перед началом безумной бойни,
в часы томительных бдений ночных
его научат терпенью кони,
отвага и стойкость в крови у них!

Когда наутро сраженье грянет,

забудет он сразу же обо всем,
и радость его за рукав потянет
и ослепит его, как огнем.

Слепая радость пронзит до дрожи,

и в этот невыразимый миг
он будет знать, что без воли Божьей
его не сразит ни пуля, ни штык.

На линии фронта грохот и скрежет,

смерть поет надгробный псалом,
но день его крепко в объятьях держит,
и ночь укрывает своим крылом.

13 мая во время немецкого артобстрела Гренфелл был ранен в голову осколком снаряда. «Я головой остановил «джека джонсона», – писал он матери из эвакуационного пункта, – и череп мой слегка треснул. Но я быстро поправляюсь». Его эвакуировали в военный госпиталь в Булони. Из Англии к нему приехали родители. Сестре Монике не пришлось ехать так далеко – она работала медсестрой в соседнем военном госпитале, в Вимрё. Агония Гренфелла длилась десять дней. «Держи меня за руку, пока я не умру», – попросил он мать 25 мая. На следующий день он умер.

Необоснованность надежд на быструю и легкую победу показали события не только на Западном фронте, но и на полуострове Галлиполи. Брат Уинстона Черчилля, Джек, писал ему оттуда 9 мая: «Здесь опять начинается осадная война, как во Франции». Как и на Западном фронте, небольшие успехи сопровождались тяжелыми потерями, например, 12 мая у мыса Геллес подразделения гуркхов заняли мыс Текке. На следующий день пошли прахом все планы возобновить наступление флота в проливе: рано утором погибли 570 британских моряков, когда линкор «Голиаф» был торпедирован турецким торпедным катером, которым командовал немецкий морской офицер, лейтенант Фирле.

Осенью 1914 г. источником надежды для измотанных боями войск служили «ангелы Монса». В начале лета 1915 г. настроение союзников воплотилось в совсем другом образе. 15 мая газета Times опубликовала историю, которая быстро завоевала популярность на фронте: в апреле во время битвы на Ипре контратакующие солдаты нашли тело канадского солдата, распятого на двери амбара. Немецкие штыки, пронзившие его ладони и шею, не оставляли сомнений в том, кто его убил.

Подтверждений этой истории не нашлось, и, скорее всего, это выдумка, однако она быстро превратилась в легенду. Через три дня после появления статьи в Times канадский рядовой писал жене, что распят был не один канадец, а шесть и что рядом с их телами нашли надпись с советом канадцам «оставаться в Канаде». Другой канадский рядовой слышал, что в захваченом участке траншеи нашли канадского солдата с «ладонями, которые были пробиты большими гвоздями». Перед следующим боем «офицеры сказали нам не брать пленных – стрелять в ублюдков или колоть их штыком».

Эту историю впоследствии подхватили художники: сразу после окончания войны в Королевской академии в Лондоне был выставлен барельеф, изображавший немецких солдат, которые курили и играли в кости под распятием. Скульптор Дервент Вуд назвал свою работу «Канадская Голгофа» [80].