Идея создания нового государства нашла наиболее горячую поддержку в Соединенных Штатах, где проживали многочисленные группы эмигрантов южнославянского происхождения и где возможность замены имперской системы демократической воспринималась как прогресс в человеческих отношениях. Однако возникший во время переговоров конфликт между сербами, которые желали господства Белграда, и хорватами, предпочитавшими создание объединенного южнославянского государства (Югославии), нежели «Великой Сербии», оказался очень острым и остался неразрешенным.
Такие планы на будущее представляли полный контраст с повседневными проблемами, возникавшими в ходе продолжающейся войны. Волнения и недовольства по-прежнему угрожали боеспособности некоторых армий. 16 июля, за четыре дня до подписания Корфской декларации, взбунтовались французские части на Салоникском фронте. Тем не менее именно этот фронт в итоге привел к освобождению Сербии. Французские солдаты не были революционерами: они просто требовали права уезжать домой на побывку. Три сотни согласилось с новыми условиями предоставления отпусков, но 90 было арестовано.
Волнения в войсках происходили и в других частях по обе стороны фронта. Один итальянский офицер написал с Австро-итальянского фронта: «Меня очень тревожат вражеские элементы, проникающие в войска». Людендорфа тоже достаточно сильно беспокоило распространение политической пропаганды среди передовых частей немецких войск. Он распорядился внимательно просматривать все письма, приходящие солдатам на фронт.
Однако главную опасность для боеспособности союзников и реализации планов, основанных на завоеваниях, представляла обстановка в России. 16 июля в Петрограде вспыхнуло инициированное Львом Троцким народное восстание с требованием немедленного прекращения войны. К протесту присоединилось 6000 моряков Кронштадтской военно-морской базы. Троцкий полагал, что это может стать началом революции, но Ленин, восстанавливающий силы после переутомления, посчитал восстание преждевременным. Волнения продолжались три дня. 18 июля отряд юнкеров и солдат, верных Временному правительству и выступавших за продолжение войны, ворвался в помещение большевистской газеты «Правда» и разнес его на куски. Ленин, опасаясь ареста и даже убийства, решил скрыться.
Военные успехи русских на Восточном фронте подходили к концу. 19 июля генерал Хоффман отдал приказ о контрнаступлении под Злочевом, что привело к прорыву русских оборонительных позиций на фронте шириной 20 километров. Более 6000 русских солдат попало в плен; еще тысячи просто бежали с поля боя. Когда весть об этом достигла Петрограда, премьер-министр князь Львов подал в отставку. Его место занял Керенский. В тот же день сдались последние пятьсот кронштадтских мятежников, но на фронте русское наступление превратилось в отступление, почти бегство. Десятки тысяч русских солдат просто бросали оружие и бежали из зоны боевых действий. Сотни офицеров были убиты. На Восточном фронте близ Бучача находились два подразделения бронеавтомобилей – британское и бельгийское. Их офицеры уговаривали русских дезертиров вернуться на фронт, но тщетно.
Австро-германские войска начали продвижение к российской границе. 21 июля близ Тарнополя отряд бронеавтомобилей британской морской пехоты принял участие в боевых действиях на стороне русских. 23 июля российские войска оставили два города – Галич и Станислау [193]
, через два дня – Тарнополь. Кайзер лично прибыл наблюдать за наступлением австрийцев. 28 июля австрийская армия, перед которой была не организованная оборона, а 40 000 русских дезертиров, бегущих на восток, вышла к российской границе в районе Гусятина. На смену генералу Брусилову, назначенному Керенским главнокомандующим российскими армиями, пришел генерал Корнилов, который своим первым приказом осудил измену «некоторых частей».Одним из возможных способов помочь русским могло стать наступление британцев на Западном фронте, которое отвлекло бы немецкие войска и пушки с востока. Хейг был уверен, что британская армия способна летом прорвать оборонительные порядки немцев, не дожидаясь прибытия значительного числа американских войск. Генерал Першинг ясно дал понять, что не намерен бросать свои войска в бой до лета 1918 г., когда в его распоряжении окажется миллион боеспособных солдат. Однако Военное министерство в Вашингтоне полагало, что сможет предоставить вдвое меньше людей. 20 июля Хейг впервые встретился с Першингом, после чего записал в дневнике: «Он начинает понимать, что на французов положиться нельзя».