Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

5 августа немецкий парламент проголосовал за финансирование военного займа в 5 миллиардов марок. Введение займа поддержали даже социал-демократы, в большинстве своем настроенные против войны. Когда война стала свершившимся фактом, патриотические чувства оттеснили все прежние убеждения на задний план – точно так же, как в Британии и Франции. Социалисты, уязвленные нападками консерваторов, называющими их «vaterlandslose gesellen» – «людьми без родины», почувствовали необходимость со всеми вместе встать под знамена. Кроме того, Российскую империю одинаково боялись и ненавидели как правые, так и левые. Большинство немцев искренне верили, что родина окружена врагами. M"unchner Neueste Nachrichten с горечью рассуждала 7 августа о возрождении у соседей давней неприязни, «ненависти ко всему немецкому, на этот раз исходящей с востока». Полуофициальная K"olnische Zeitung провозглашала: «Теперь Англия раскрыла свои карты, и все увидели, что стоит на кону, – крупнейший заговор в мировой истории».

Neue Preussische Zeitung первой употребила термин Burgfrieden (гражданский мир), характеризующий политическое перемирие между партиями. В Средневековье этим словом обозначали обычай прекращать междоусобицу в стенах осажденного замка, и теперь оно снова обрело популярность. 4 августа с легкой руки Рене Вивиани во французский язык тоже вошло новое выражение – «l’union sacr'ee» (священный союз): «Dans la guerre qui s’engage, la France […] sera h'ero"iquement d'efendue par tous ses fils, dont rien ne brisera devant l’ennemi l’union sacr'ee» («В грядущей войне на защиту Франции встанут все ее сыновья, и их священный союз не сокрушит ни один враг»). Оправдания войне находила и пресса. Религиозная Croix d’Is`ere объявляла войну «очистительной», посланной Франции в качестве кары за грехи Третьей республики. «Бытовало мнение, – писал другой современник, – что война очистит атмосферу, послужит обновлению и улучшению». Социалистическая газета Le Droit du people взяла на вооружение фразу «война за мир».

Британия тоже постаралась уладить внутренние разногласия. 11 августа правительство воспользовалось возможностью объявить амнистию всем суфражисткам. Из знаменитого семейства Панкхерст только Сильвия продолжала требовать мира – ее сестра Кристабель и их мать Эммелин выступали за борьбу с «немецкой угрозой». Представитель Конгресса британских профсоюзов заявил, что конгресс видит эту войну «борьбой за сохранение свободного и не терпящего принуждения демократического правления». Немало современников разделяли точку зрения некоторых нынешних историков, что война с Германией позволила избежать серьезного столкновения между британскими рабочими, работодателями и правительством.

Предводитель сторонников гомруля Джон Редмонд проявил подлинное благородство, заявив в палате общин: «В Ирландии два крупных отряда волонтеров. Один из них – на юге. Я говорю правительству, что оно может завтра же отзывать войска из Ирландии. Ирландские берега будут защищать от иноземных захватчиков сыны своей родины, и католики-националисты на юге будут только рады встать плечом к плечу с ольстерскими протестантами на севере». Редмонд вернулся на место под оглушительные аплодисменты, однако его политическая карьера на этом закончилась, поскольку статуса знаменосца ирландского национализма он себя лишил.

Том Кларк из Daily Mail писал в дневнике 5 августа: «Пародия на войну в Ольстере уже в прошлом. О ней упоминают лишь стыдливым шепотом. Последние несколько дней были кошмаром. … Теперь же, когда назад пути нет, стало легче. … [Британский народ] знает, что придется туго. Он уверен в своих силах, но не самонадеян. Сегодня все наши мысли устремлены к Северному морю: не исключено, что решающее сражение там произойдет уже этим вечером»{252}. Передовица The Times ударялась в юношеский романтизм, забывая о взвешенной рассудительности: [Британский народ] чувствует и понимает, что ему снова придется сражаться за правое дело, – что, претворяя в жизнь начертанное на знамени короля Вильгельма, он послужит “гарантом свободы Европы”. За это сражался Веллингтон на Пиренейском полуострове и Нельсон при Трафальгаре. Это отпор слабого сильному, маленькой страны – наседающим со всех сторон соседям, закона – грубой силе»{253}.