Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Уилфрид Абель-Смит писал: «Когда вспоминаю о том, каким бесконечно уставшим был бедняга Бернард несколько дней назад (оставляя его в траншее рано утром, я жалел, что не могу занять его место – такой он был измотанный). <…> Теперь, наверное, ему покойно, весь этот грохот и мучения позади, и хотя для нее, несчастной [жены Гордона-Леннокса], это, должно быть, страшный удар, для него все уже к лучшему, и ее должно утешить, что он наконец может отдохнуть»{1019}. Неверующим потомкам выбитые на надгробиях военных кладбищ фразы «Он обрел вечный покой» и «Покойся с миром» кажутся штампованными банальностями, но пережившим ужасы Фландрии в них открывается глубочайший смысл.

5 ноября Фалькенхайн организовал новую волну почти самоубийственных атак на северной и южной оконечностях Ипрского выступа, которая продолжалась с несколькими передышками всю следующую неделю. Обе стороны с горем пополам выдержали ее в основном благодаря тому, что ожидали – все вот-вот закончится, ведь не может это кровопролитие и ужас столько длиться. Лейтенант Ричардсон из Королевского уэльского стрелкового писал: «Мне до смерти наскучили траншеи, и я безмерно устал. Надеюсь, мы ненадолго здесь засели. Скорее бы уже командовали наступление». Несколько дней по британскому фронту вели только огонь на изнурение. Затем, 6 ноября, пехота Фалькенхайна возобновила атаки на Кляйн-Зиллебеке, к юго-востоку от Ипра. Некоторые немецкие отряды не выдержали привычного града пуль, которым встретила их оборона. Один из добровольцев рассказывал, как часть, в которую он только что поступил, вдруг рассыпалась и кинулась бежать под плотным огнем у Гелувельта: «Все помчались в тыл, пригибаясь и около 200 м ломясь сквозь кустарник. <…> Как ужасно, что в первом же бою мы показали врагу спину». В последующие дни, по его словам, вокруг творился «ад на земле» – когда под сплошным огнем даже раненым нельзя было оказать медицинскую помощь.

Однако союзникам 6 ноября тоже пришлось несладко. Французские войска и Ирландская гвардия – «и до сегодняшнего дня не отличавшаяся отвагой», по словам Ма Джеффриса, – тоже бежали, оголив британский правый фланг{1020}. Королевская конная гвардия, проскакавшая вперед и начавшая спешиваться, чтобы двинуться на немцев, оказалась в потоке бегущих обратно французов. Штабной офицер майор Хью Дони повел лейб-гвардейцев в штыковую атаку – сам он погиб, но фронт отстояли. Едва ли хоть одна часть в экспедиционных войсках теперь могла похвастаться полным составом: 2-й гренадерский батальон, например, потерял у Ипра 20 офицеров и 800 рядовых, у ирландских гвардейцев осталось всего три офицера и 150 рядовых, в 1-м батальоне колдстримовцев – всего сотня.

Хейг возмущался слабохарактерностью некоторых частей, записывая в дневнике 7 ноября: «Линкольнширцы, нортумберлендские стрелки и бедфордширцы покидают траншеи, едва упадет хотя бы пара снарядов. Несколько прошли мимо штаба дивизии в моем присутствии. Приказал всех, кто дезертирует подобным образом, – под трибунал, а траншеи занять снова»{1021}. Потрясенный Александр Джонстон в бригадном штабе негодовал не меньше генерала: «Внезапно на штаб хлынула толпа бегущих… большинство, кажется, даже винтовки побросали, а у многих и снаряжения нет. Отговорки привычные: “нам приказали отступать”, “все отступают”, “нас отправили за боеприпасами”, “в траншеях немцы” – и т. д. и т. п. Сердце болит, когда видишь столько трусов среди англичан. <…> Пришлось пригрозить некоторым расстрелом, только так удалось вернуть их обратно. <…> Регулярно вытаскиваем прячущихся из углов и щелей».

Наутро командир 3-й дивизии заявил, что не может «отправить своих солдат в атаку отвоевывать потерянную линию траншей». На следующей неделе полковник Лондонского шотландского послал в корпус умоляющую докладную, где говорилось, что его часть «не в том состоянии, чтобы выйти в бой, – все совершенно разбиты. Батальону срочно требуется отдых. Если не дать им отдыха, последствия для батальона могут быть катастрофическими». Хейг съязвил в ответ: «У меня впечатление, что отдых на самом деле нужен полковнику (Малкольму), а не солдатам»{1022}. Меньше месяца назад этот же самый Джордж Малкольм тревожился, что его часть прибудет в Бельгию слишком поздно, и воевать уже будет не с кем.