Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Когда огонь усилился, «вскоре все заглушила вакханалия свинца, в которой потонули наши крики о помощи. Внезапно русские батареи смолкли, и слева над лесом прогремело дружное “Ура!”. Все стихло, только эхо человеческих голосов гуляло между стволами. <…> В глубине леса мы заметили людей в мундирах цвета кустов и травы. Они подбирались к нам, перебежками от одного дерева к другому, а мы двигались им навстречу. Теперь можно было разглядеть их лица и даже раскрытые рты, из которых неслось “Ура!”. Перед глазами стоял туман: что если придется идти в штыковую? <…> Они уже совсем близко».

«Русские выкатили что-то на колесах. Боже, это пулемет! Упаси нас, Господи, от этого ужаса! Пулеметная очередь смешалась с беспорядочными “Ура!”, вокруг застонали и закричали от боли падающие раненые. Я сам едва успел нырнуть в неглубокую траншею. Пальба становилась все яростнее, потом вдруг стихла, когда серые мундиры [австрийцы] побежали назад».

Однако на следующий день отступить пришлось и русским. Австрийцы осторожно спустились к реке. «В траншеях стоял такой терпкий запах русской кожи и махорки, что сразу было понятно, кто их занимал до нас». Вокруг лежало много мертвых, а рядом рассыпавшаяся груда писем. Холмы ненадолго погрузились в тишину, слышно было даже лай собак и громыхание прибывших на российские позиции полевых кухонь. Австрийцы представляли, как ходит, ест, пьет невидимый враг. Один из солдат, прислушиваясь, проговорил с дружелюбным любопытством: «Слышите? Русским привезли кухни. Интересно, что готовят?» На следующий день бои возобновились. Трушнович позже перебежал к русским и не один год служил в российской армии.

16 декабря, когда закончилось одно из последних в этом году значимых сражений – под Лимановой, – Теодор Цейнек проехал через поле боя:

«Зрелище фантастическое. Лабиринт траншей, тянущихся во всех направлениях, все завалено пустыми ящиками, поломанными винтовками, погнутыми штыками, щепками, гнилой соломой, все в грязи и постепенно погружается в грунтовые воды. А еще молитвенники, австрийские фуражки, прусские шлемы с пиками, русские фуражки. <…> Целые деревни раскатаны по бревнышку, телеграфные столбы повалены, мосты взорваны, навстречу бредут стайками рыдающие и воющие крестьяне с детьми, не знающие, куда им теперь податься, тут груда мертвых тел, там ряд свежих могил, повсюду мертвые лошади. В селах бесконечная разруха и разорение, большинство жителей высланы или бежали, поля вытоптаны, а с неба несется истошный вороний грай. <…> Зимнее солнце между тем светит так ярко, словно ничего не случилось, и в мире по-прежнему покой и счастье»{1054}.

В Галиции, как и на других фронтах, год завершился неопределенностью. Победа немцев при Танненберге ненадолго затмила то, что историк Герхард Гросс назвал «стратегическим поражением кайзеровской империи»{1055} на Восточном фронте в 1914 году. Не важно то, насколько существенно переброска двух корпусов с Запада в конце августа ослабила силы Мольтке во Франции, главное, что немецкой армии не удалось добиться решающего перевеса ни на том, ни на другом фронте. Каким бы способным и энергичным офицером ни был Людендорф, свой гений он определенно переоценивал. Однако преодолеть фундаментальные недостатки, связанные с ресурсами, обеспечением, вражескими массами и расстоянием, не было дано ни ему, ни какому бы то ни было полководцу с какой бы то ни было стороны. На западе на каждый метр фронта приходилось по шесть стрелков, на востоке – только один на каждые два метра.