Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

В стремлении Британии вступиться за «доблестную маленькую Бельгию» есть существенная доля иронии. Во время Бурской войны Бельгия занимала непримиримую антибританскую позицию. Постыдный перечень бесчинств, которые Бельгия творила в своей колонии Конго, уступает только действиям Германии в Юго-Западной Африке. Британские и французские солдаты относились к бельгийской армии с презрением, считая ее офицеров чванливыми щеголями{211}. Кроме того, бельгийская католическая пресса весь предшествующий месяц активно оправдывала военные действия Австро-Венгрии против Сербии. Одна из газет, льежская l’Express, называла французско-российский альянс в рамках Антанты «кошмаром всех тех, кому дорого будущее свободы, демократии и цивилизации… противоестественным союзом»{212}.

Оставим это за скобками. Ряд министров в Лондоне по-прежнему не мог расстаться с мыслью, что простой проход немецкой армии по территории страны – это еще не casus belli (повод для объявления войны). Однако большинство британцев наконец обрело твердую моральную почву, выплыв из бурного моря непонятных балканских и европейских конфликтов. Грей, ужинавший в воскресенье 2 августа с Холдейном, получил телеграмму, предупреждающую о том, что вторжение немецких войск в Бельгию неизбежно. Оба государственных деятеля поспешили на Даунинг-стрит, где оторвали Асквита от приема личных гостей. Сообщив ему новости, они попросили уполномочить их на мобилизацию армии. Холдейн вызвался временно взять на себя обязанности военного министра, поскольку Асквиту пока, очевидно, хватит других забот. Премьер-министр на оба предложения ответил согласием.

В понедельник 3 августа (Банковский выходной в Британии) The Times объявила: «Европа превращается в самый грандиозный театр военных действий со времен падения Римской империи. <…> Виновата в этом прежде всего Германия. Она могла бы остановить распространение эпидемии, если бы высказалась в Вене начистоту. Она же предпочла этого не делать». Уайтхолл, залитый солнечным светом, перегородила собравшаяся в ожидании новостей толпа. В 11 утра Кабинету сообщили о решении короля Альберта сопротивляться, однако среди министров все еще наблюдались разногласия. Двое, сэр Джон Саймон и лорд Бошан, заявили, что лучше подадут в отставку, чем поведут Британию на войну. Однако Ллойд Джордж (ключевая фигура в Кабинете) наконец преодолел внутренние сомнения в пользу военных действий. Разочарованный соратник по либеральной партии жаловался, что государственный деятель «храбр только на словах». Не исключено, что Ллойдом Джорджем руководила скорее боязнь раскола правительства и Либеральной партии (который привел бы к перевесу консерваторов), чем преданность Антанте. Асквит позвонил в Дувр, чтобы задержать отъезд в Египет лорда Китченера, главного воителя Британии. Премьер-министр попросил фельдмаршала вернуться в Лондон, где без него сложно будет обойтись.

Тем же утром Джордж Ламберт, гражданский лорд Адмиралтейства, ничего не знающий о последних судьбоносных решениях, сказал секретарю по финансовым вопросам: «Хорошо бы Кабинет прекратил метаться и что-то решил наконец». Собеседник, по словам очевидцев, «бледный и встревоженный», ответил: «Мне кажется, они уже решили»{213}. Общественное же мнение разделилось. Даже после поступления новостей из Бельгии государственный служащий Норман Маклеод писал 3 августа: «Весьма огорчен поворотом событий – опасная тайная дипломатия, ведущая ничего не подозревающих людей на войну, – если бы не финансовые причины, подал бы в отставку»{214}. Сэр Джордж Риддел, владелец News of the World, сообщил Ллойду Джорджу, как он «глубоко возмущен… решением правительства ввязаться в войну». Гай Флитвуд-Уилсон протестовал в колонке писем от читателей The Times: «Я пишу как “человек с улицы”. Наверное, я до неприличия туп, раз не понимаю, хоть убей, почему моя страна должна участвовать в этой войне». Сербия, утверждал он, «не стоит жизни даже одного британского гренадера».

Однако все военные организации в Британии получили приказ о мобилизации. Капитана королевской морской пехоты Мориса Фестинга приказ застал во время игры в крикет на военной базе под Дилом – он дошел до 66 очков без выбывания и исполнил свою давнюю мечту, запустив мячом в окно офицерской столовой{215}. Полковнику королевских валлийских стрелков о прибытии ординарца с приказом доложили на званом обеде. О содержании пакета гости догадывались и без того, но этикет требовал продержать ординарца до окончания обеда, пока не удалятся дамы, и только тогда телеграмма о мобилизации полка была вручена адресату.