Первая мировая война. Краткая история

Немцы, напротив, повсюду действовали более успешно. Блокада укрепила их волю к победе и подняла военное производство, в чем они опережали всех остальных. Новый командующий Эрих фон Фалькенгайн оказался расчетливее и дальновиднее, чем Мольтке (имперские фигуры обычно были номинальными главнокомандующими, а реально командовали войсками начальники штабов, точно так же, как генералы на публике красовались верхом на конях, но пользовались автомобилями, когда надо было делать что-то более важное). Он понимал, что Германия не в силах одолеть три великие державы, и разъяснял кайзеру: если Германия еще не проиграла войну, значит, она ее выиграла. Фалькенгайн рассчитывал (и действовал соответственно) на то, что Россия выйдет из войны и возобновит партнерство с Пруссией, доминировавшей в Европе большую часть девятнадцатого века. Фалькенгайн был последователем Бисмарка (в нежелании, как говорил Бисмарк, «привязывать великолепный прусский фрегат к изъеденному червями австрийскому галеону»). И он не любил австро-венгров, считая их беспечными католиками, склонными к причудам (в прусской гвардии служил только один офицер-католик, Франц фон Папен, бездумно организовавший саботаж американской экономики во время службы военным атташе в Вашингтоне, а впоследствии похвалявшийся тем, что именно он назначил Гитлера).

Подобно Бисмарку, Фалькенгайн считал, что Германия не должна порывать с Россией, и его отношения с Конрадом временами приобретали весьма натянутый характер, до того натянутый, что он просто не ставил его в известность о важнейших решениях, касающихся Австро-Венгрии. Однажды Фалькенгайн послал своего офицера связи разведать втайне от австрийцев железные дороги севернее Кракова перед наступлением, о котором он сообщил союзникам только за неделю. Дело доходило до того, что Фалькенгайн и Конрад планировали операции во Франции и Италии, не согласовывая их друг с другом.

Мирные намерения в отношении России никак не реализовались, хотя они, вероятно, и были бы с пониманием восприняты отставными царскими государственными деятелями. Западные державы предложили царю Константинополь, чего не мог сделать Фалькенгайн. С другой стороны, в России развернулась кампания, довольно враждебная, против немецкого элемента, укоренившегося со времен Екатерины Великой, которая даже завезла немецких крестьян для того, чтобы обучать русских мужиков земледелию. Земельная реформа, землю — крестьянам, занимала важное место в российской политике в канун 1914 года, и теперь, если вы геройствовали на войне, то вам могли выделить весомый кусок конфискованных германских угодий. Немецкая жена царя сделалась пугалом. Но в любом случае царь не стал бы вести переговоры с немцами о мире, если, конечно, его к этому не принудили.

Следовательно, Германия должна наступать на Восточном фронте. Фалькенгайн, как и Черчилль, понимал, что на Западе возник тупик, и он был прав. Он предпринял последнюю атаку на Западе в апреле 1915 года, снова под Ипром, и она, как и неограниченная подводная война, оказалась еще одним упражнением в прусском тупом упрямстве. Появилось новое оружие — отравляющий газ, запрещенный Гаагской конвенцией. Его применение немцы оправдывали тем, что французские ружейные пули тоже начинялись газом. Это было действительно ужасное оружие, поражающее глаза и легкие. В первый раз его использовали на русском фронте в январе, но суровая зима значительно снизила эффективность отравления. В апреле газ пустили из цилиндров, и он вызвал панику среди британских и канадских солдат. Потом же немцам самим пришлось идти по зараженной территории. В результате было найдено простое средство: хлопчатобумажная или шерстяная тряпка, смоченная в моче, обеспечивала защиту от газа на полчаса, а затем появились и противогазы. Так или иначе, на Ипрском выступе немцы не смогли совершить прорыв, а если бы даже совершили, то Фалькенгайн не знал бы, что делать дальше. Его главной заботой стала Россия.