Как и для миллионов других людей, прощание на вокзале стало для них возвышенным мигом; для большинства оно стало единственным возвышенным мигом в их жизни. На Александровском вокзале в Москве была ужасная толчея. Пели национальный гимн, благословляли друг друга, обнимались и желали друг другу удачи, дарили шоколад и цветы. И вот поезд отправился в путь, мимо людей, кричавших “ура”, машущих вслед; их лица выражали надежду и неуверенность. Ее саму переполняло “дикое возбуждение”: “Мы едем! Мы едем на фронт! Я так рада, что не нахожу слов”.
Ее часть разместили в Горлице, нищем провинциальном городке в галицийской части Австро-Венгрии, больше полугода оккупированном русскими войсками. Горлице находился прямо у линии фронта. Австрийская артиллерия ежедневно обстреливала город, но несколько хаотично, словно скорее из принципа, нежели по плану. Австрийцев не волновало, что жертвы их обстрела являются такими же, как и они сами, подданными кайзера. Башня большой церкви расколота пополам. От многих домов остались лишь развалины. До войны в городе насчитывалось 12 тысяч жителей, теперь же здесь всего тысяча-другая тех, кто не успел убежать и в страхе прячется по подвалам. До сих пор Фармборо и другие сестры полевого госпиталя занимались главным образом нуждами гражданского населения, и прежде всего раздавали людям еду. Остро ощущалась нехватка продовольствия. Природа радовала глаз весенней зеленью.
Передвижной полевой госпиталь номер десять состоял из трех отделений. Два санитарных, которые легко перемещались туда, где они были более всего необходимы; в каждом из этих отделений имелись офицер, унтер-офицер, два врача, ассистент врача, четыре медбрата и четыре сестры милосердия, тридцать санитаров, две дюжины двухколесных санитарных повозок, запряженных лошадьми (с красным крестом на брезенте), и столько же кучеров и конюхов. Третье отделение было стационарное, в нем больше коек и больше мест для хранения запасов, и здесь же стоит транспорт госпиталя, в том числе два автомобиля. Флоренс работала в одном из санитарных отделений. Они приводили в порядок какой-нибудь брошенный дом, чистили его, красили и разворачивали в нем импровизированный лазарет — и операционную, и аптеку.
Горлице, как уже было сказано, находился у фронта, у подножия Карпат, и меж домов каждый день разрывались снаряды. Несмотря на это, здесь было относительно спокойно, так что даже некоторое равнодушие овладело русскими военными. Это было заметно любому, кто сюда попадал. Отсутствовали надежные укрепления, которые были обязательными на притихшем Западном фронте
[98]. Окопы были мелкими, халтурными и больше напоминали канавы, защищенные жиденькими рядами колючей проволоки. Конечно, зимой было тяжело закапываться в землю, но солдаты не усердствовали, и теперь, когда почва оттаяла, их одолевала лень, да и лопат не хватало.Русская артиллерия редко отвечала на хаотичную стрельбу австрийцев. Говорили, что это от недостатка боеприпасов, но на самом деле в обозе снарядов было предостаточно. Однако бюрократы в военной форме, которым было поручено это дело, придерживали боеприпасы в ожидании чего-нибудь более значительного. Русская армия планировала новое наступление на юге, через карпатские перевалы (ворота в Венгрию!), заваленные смердящими разлагающимися трупами, оставшимися здесь после тяжелых и бесплодных зимних боев. Тогда здесь потребуется концентрация ресурсов, вопрос только, правда ли это. Давно уже среди русских в Горлице царит тревога и ходят слухи о том, что австрийцы получили подкрепление в виде немецкой пехоты и тяжелой артиллерии.
В эту субботу Флоренс, как и все остальные в госпитале, проснулась засветло от артобстрела.
Она вскочила с постели. К счастью, она спала одетая. Все, кроме, вероятно, Радко Дмитриева, командующего русской 3-й армией, решили, что что-то случилось. Грохот нарастал, взрывы участились, поблизости стала отвечать русская артиллерия. Пули от картечных гранат обрушивались на улицы и крыши домов.
В дребезжащих окнах Флоренс замечает всполохи на фоне еще темного неба. Она видит, как из пушечных жерл сгустками вырывается пламя, как оно перемежается с молниями взрывов. Она видит свет прожекторов, разноцветные огни сигнальных ракет, внезапные языки пламени. Люди в доме бросаются на пол. Стены сотрясаются от артобстрела.
И начинают поступать раненые:
Сперва мы успевали помочь всем; потом нас просто ошеломило их количество. Раненые поступали сотнями, со всех сторон: кто-то мог передвигаться сам, другие ползли по земле.