Первая мировая война в 211 эпизодах

Особенно плохо на нее действовало зрелище русских военнопленных и то, как с ними обходились. Это были истощенные, голодные, грязные, оборванные, кишевшие паразитами, часто больные люди, они жили в ужасных условиях, и с ними бесчеловечно обращались. Но хуже всего, хуже грязи, ран и лохмотьев был тот факт, что они представляли собой почти без исключения отработанный человеческий материал, сломленные люди, потерявшие всякую надежду, которые в своем молчаливом, покорном страдании лишились части своей человеческой сущности и превращались в животных, в вещи [102]. Это потрясало Лауру до глубины души. Она помогала им как только могла.

Медсестра-немка продолжает кричать, а русский военнопленный все роется в куче. Наконец он что-то находит. Лаура видит, что это заляпанная горбушка хлеба. Русский победно показывает ее своим товарищам. Потом начинает есть. Медсестра-немка негодует. Как можно есть такое? Разве он не понимает, что этот кусок хлеба может сделать его больным, даже смертельно больным? Пленный продолжает есть.

Лаура возмущена. И обращается к медсестре. Она что же, не может дать ему что-нибудь более пригодное для еды? Немка колеблется, не знает, что делать. Один из немецких ассистентов в форме вмешивается в спор. Он исчезает, а потом возвращается с большой тарелкой супа, жирного, горячего, чудесного супа, в котором плавают кусочки настоящего мяса. Русский военнопленный набрасывается на еду.

Через три часа он умер.

Его организм не выдержал этого внезапного насыщения.

50.

Среда, 12 мая 1915 года

Уильям Генри Докинз убит на полуострове Галлиполи

Можно задаться вопросом, что донимало его больше: тяжелая работа на берегу или зубная боль. Скорее всего, первое. Докинз был действительно ответственным и преданным своему делу офицером. Но визиты к врачу свидетельствуют о том, что зубная боль мучила его, что она присутствовала в его жизни как постоянный фон, некое развлечение, фильтр [103], и его ощущения этих дней представляли собой странную смесь эпического величия и частных мелочей, — как всегда, между ними имелась некая пустота. Иногда он упускал из виду такие простые вещи, как, например, какой сегодня день недели.

С тех пор как они две недели назад высадились на берег, стояла прекрасная погода, хотя по ночам было холодно. Но позавчера начал моросить дождик. Он все не кончался. Между берегом и окопами на холмах все время передвигались массы людей и коней, и утоптанные дороги развезло от дождя; по этой слякоти, в скользкой, вязкой глине было трудно ходить. Уильям Генри Докинз и его капрал спали в пещере на склоне холма. Единственным предметом обстановки в ней было полуразвалившееся кресло, которое пару дней назад прибило к берегу и в котором Докинз теперь иногда восседал, отдавая приказы. В это утро, проснувшись, он увидел, что дождь снова припустил.

Все понимали, что крупная операция на грани провала.

Только в двух местах союзникам удалось создать настоящие плацдармы. В самом низу, на южной оконечности полуострова, и здесь, в западной части Галлиполи, возле Габа-Тепе [104]. Тем не менее Докинз вместе с другими высадились не там, где нужно, почти в километре к северу от места назначения. Что в своем роде стало удачей, ибо османская оборона здесь была чрезвычайно слабой. Объяснялось это тем, что местность была очень каменистой и турки посчитали невероятным, чтобы союзники высадились именно здесь [105]. Как следствие, нападающие сумели пристать к берегу без особых потерь, но с неимоверным трудом продвигались через замысловатый лабиринт ущелий, поросших кустарником, и крутых скалистых обрывов, спускавшихся к берегу. Когда турецкая пехота, спешно посланная сюда, прибыла на место и предприняла первое — в длинном ряду других — яростное контрнаступление, то австралийские и новозеландские роты в лучшем случае отступили на два километра в глубь полуострова. Где-то там все и замерло, словно насмешливое отражение неподвижного Западного фронта. И как во Франции и Бельгии, наступления и контрнаступления стали чередоваться, пока обе стороны, измотанные, ожесточенные, не осознали, что противник непоколебим, после чего погрузились в рутину окопной войны.

К этой повседневной рутине относились забота о пропитании, обеспечение едой и водой. За это действительно надо было отвечать. Разумеется, все понимали, что доступ к воде может оказаться проблемой, особенно когда наступает самое жаркое время года. Поэтому у союзников, высадившихся на берег, были баржи с запасом воды с Лемноса. Этих запасов хватило бы до того времени, пока инженерные войска не выроют колодцы. Докинз и его люди работали без устали, они вырыли много колодцев и обустроили “оазисы”, где и люди, и животные могли бы найти живительную влагу.