Первая мировая война в 211 эпизодах

Две роты из 25-го батальона королевских фузилеров устремились вперед, к деревьям, но были остановлены Ьота, широким заграждением из наваленных кустов терновника, — столь же эффективным, как и колючая проволока. Отпрянув, солдаты рванули обратно, повернув налево. Тем временем Бьюкенен со своими пулеметчиками успел занять позиции в пятидесяти метрах от заграждения. Закипел бой. Вскоре погибли четверо из его “самых опытных и незаменимых пулеметчиков”. Но Бьюкенен не отступал. Его пулеметы продолжали поливать огнем вражеские позиции, и одновременно гранатометы, располагавшиеся сзади, выпускали почти бесшумные снаряды, которые рвались в дыму и пламени среди деревьев[247].

Бьюкенен заметил, что ответный огонь из форта понемногу утихает; да, ему даже показалось, что немецкие трубачи протрубили отход. Они вот-вот победят, но в этот момент он получает приказ — отступить. Немцы перешли в атаку где-то в отдалении. Возникла опасность, что британцы будут отрезаны. Когда Бьюкенен и его взвод ушли с горы, они заслышали вдалеке звуки стрельбы. Все носильщики исчезли. На тропинке в беспорядке валялись их собственные вещмешки, коробки и ящики. И едва они поняли, что аскари ударили с тыла, окружив их обоз, как оказались под прицельной пальбой.

Они добрались до полевого госпиталя. Он был разграблен немецкими войсками, но каким-то особым образом. Те, кто командовал вражескими соединениями,

имели дерзость приказывать слугам-туземцам подавать им, немцам, белым людям, чай, и потом они забрали весь хинин и другие необходимые им лекарства. Правда, эти белые вежливо обращались с ранеными и, достав револьверы, помешали своим же, воинственно настроенным чернокожим обидеть пациентов.

В то время как война на других фронтах обретала все более жестокие формы, воюющие в Восточной Африке белые нередко проявляли рыцарское благородство друг к другу. Это camaraderie, фронтовое братство, было не только отголоском довоенных идей о том, что колонии должны держаться вне конфликтов, но и символизировало, что все они, эта капля белых людей в черном море континента, разделяют общую судьбу колонистов[248]. Как правило, с белыми военнопленными обходились очень гуманно, их иногда кормили лучше, чем собственных солдат. Бывали случаи, когда немецкий врач переходил британскую линию фронта и требовал вернуть коробку с медицинским оборудованием, которая оказалась у врага; получив ее, он беспрепятственно возвращался к своим. А когда фон Леттов-Форбек в разгар боев был награжден орденом Pour le Мérite (“За заслуги”) — высшей немецкой наградой, то его противник, генерал, послал ему любезное письмо с поздравлениями.

Бьюкенен и другие из батальона, которые еще держались на ногах, добрались к одиннадцати часам вечера до лагеря под Зивани. Они были совершенно измотаны. Двадцать два часа они только и делали, что сражались или передвигались пешком.

Через неделю они снова будут штурмовать эту гору.

♦

В тот же день Харви Кушинг записывает в своем дневнике:

Весь день лил дождь, и таким же потоком поступали замерзшие, дрожащие раненые, покрытые грязью и кровью. Несколько GSW[249] в голову, но когда с них соскребли глину, то оказалось, что раны пустяковые, а другие — гораздо серьезнее, чем мы сперва думали. Смотровые кабинеты по-прежнему переполнены, невозможно нормально обследовать пациентов; от этого хаоса можно сойти с ума. Поступают очень неутешительные новости. Величайшее сражение в мировой истории по пояс увязло в болоте, а пушки провалились и того глубже.

162.

Четверг, 8 августа 1917 года

Флоренс Фармборо пересекает границу Румынии

В семь часов утра они уже выступили. Шел дождь, дороги превратились в месиво. Но ей нравился открытый, холмистый пейзаж, его краски и контуры, приглушенные мягким утренним светом. Они пересекли Прут по мосту, на котором трудились австрийские военнопленные. Она увидела, что их палатки насквозь промокли под дождем. Некоторые военнопленные неподвижно сидели возле палаток, ожидая, когда восходящее солнце подсушит их отсыревшую одежду.