Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494

Однако реальность не соответствовала свидетельству тенденциозного источника. Прежде всего, землевладение местных князей не было оставлено неприкосновенным. По словам В.Б. Кобрина: «Указания на владения вяземских князей в их бывшей вотчине, любезно им пожалованной в конце XV в., к середине XVI в. отсутствуют не почти, а просто полностью»^{661}. Вяземские князья были распылены по территории всего Российского государства и числились по Переяславль-Залесскому, Романовскому (Пошехонскому), Белозерскому, Костромскому, Кашинскому и Сурпуховскому уездам^{662}. Что касается вяземских панов, то лишь некоторые из них сохранили свои владения в бывшем Вяземском княжестве (Маршалковы, Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские). Но и они приобрели статус помещиков^{663}. Фамилии коренного вяземского происхождения вычислялись В.Б. Кобриным по их польскому корню (Маршалковы) либо по географическим ориентирам (Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские — Волженская волость, Коковинский и Коков станы, река Коковинка, село Издешково, р. Лосмина, или Лосьминка и Лосьминский стан). Вывод В.Б. Кобрина однозначен: «Вяземский уезд в XVI в. — край чисто поместного землевладения»^{664}. Тенденция превращения Вяземского княжества в край поместного землевладения, очевидно, отражает последовательную политику московских властей. Довольно долго сохранялась опасность утраты пограничного региона, тем более что на своих местах оставались прежние землевладельцы. Насаждение поместного землевладения с одновременной ликвидацией местного вотчинного явно свидетельствовало о стремлении прочно закрепиться в недавно присоединенном регионе. Политически ненадежные вяземские землевладельцы, многие из которых были насильно приведены к присяге, не могли служить опорой московской великокняжеской власти.

Вязьма была захвачена, но предстояло оформить ее присоединение договором. Литовские послы первоначально соглашались лишь на раздел вяземских земель по тому, кто кому служит^{665}. Но представитель Ивана III заявил: «О Вязме так нелзе быти, за все будут брани да жалобы, ино Вязме всей пригож быти за нашим государем»^{666}. Возобладала точка зрения московской стороны, подкрепленная силовым давлением.

Формулировка докончания Ивана III с Александром Казимировичем «ни кн(я)зеи мне вяземских к себе не приимати» означает, очевидно, не просто отказ от возврата к себе на службу вяземских князей, а перестраховку на случай земельных притязаний бывших вяземских землевладельцев. Вяземские князья, разумеется, могли вернуться на сторону великого князя литовского, но владения их в этом случае оставались за Москвой. Характерно, что из московского плена многие вяземские князья возвратились в ВКЛ. Старший вяземский князь Михаил Дмитриевич умер в московском плену, но его мать, княгиня Марья, была отпущена. Также вернулись «к себе» дети князя Михаила Василий и Андрей, князь Василий Бывалецкий, два сына князя Михаила Юрьевича, князь Козловский^{667}.

Поскольку присоединение к Москве Вяземского княжества произошло с соблюдением его территориальной целостности и компактности, мы можем привлечь для изучения литовско-московской границы значительно более широкий круг источников, чем договорные грамоты. Задачей становится определение территории и границ самого отторгнутого территориального формирования, с его административным устройством, составом земельных владений и населенными пунктами. Таким образом, возможность реконструкции литовско-московской границы значительно расширяется.

Интересно проследить изменение территориального состава крупных административных единиц. На можайско-вяземском пограничье не определены местоположение и владельческая принадлежность двух пограничных волостей. Вероятно, выяснение исторических судеб волостей Чагощи и Болонеска позволит приоткрыть завесу над не освещенным источниками процессом формирования литовско-московской границы, по-новому взглянуть на историю взаимоотношений государств, соперничавших в деле объединения русских земель.

Обе волости прослеживаются по письменным источникам со второй половины XIV в. Чагоща, видимо, появилась в середине XIV в., так как упоминается как слободка при великом князе московском Василии Дмитриевиче. Очевидно, только поселившиеся на новом месте, на пустовавшем пограничье, крестьяне получили определенные льготы, что выразилось в наименовании Чагощи слободкой. Название волости отразилось в двух не дошедших до нас грамотах, упомянутых в описи Посольского приказа 1626 г.^{668} и датирующихся временем правления великого князя московского Василия Дмитриевича (1389-1425) (1-я), и до 17 сентября 1373 г. (2-я)^{669}.