Первая мрачная ночь

– В котором часу вы обнаружили труп? – тут же отреагировал он. Просто непробиваемый какой-то! Говорит о трупах как… ну о вениках, что ли. Хотя в его работе по-другому нельзя.

– Было, наверно, минут двадцать первого. Я шла по Березовке…

– Минуточку, – прервал он даму. Как не стыдно! – Как это шли? Гуляли, что ли? Ночью? Одна?

– Нет! Хотя… ну да, что-то вроде того. Вот. А потом я завалилась в кусты.

– Как это? В нетрезвом виде, что ль, гуляли?

Нет, это просто возмутительно! Как можно перебивать даму на каждом слове? Безобразие!

– Я вообще не пью! – с какой-то особенной гордостью произнесла я. – Меня просто занесло маленько.

Подумав чуть-чуть, я решила хихикнуть, ну, чтобы показать, что я демонстрирую свое чувства юмора (в чьем наличии я уж, честно говоря, видя его реакцию, а точнее, отсутствие подобающей реакции, стала сомневаться), а не говорю на полном серьезе, а то подумает, что у меня не все в порядке с головой.

– Понятненько. Слушайте, почему вы все время ухмыляетесь? Вам что здесь, цирк?

– А почему вы все время возмущаетесь? – почти дружелюбно спросила я, на что он, еле сдерживая ярость, ответил:

– Послушайте меня, Юлия Сергеевна. Вы находитесь в моем кабинете, я следователь…

– Рада познакомиться, – перебил его поток красноречия мой непокорный язык, решивший, что не все хозяину кабинета даму перебивать, можно и нам разок потешить самолюбие, и я сразу поняла, что зря: Акунинский покраснел, вспотел, достал из кармана пиджака платочек очень трогательной расцветочки – голубенький в розовенький горошек – и, вытирая вспотевшую от вырывающегося наружу гнева лысинку, тем не менее продолжил:

– …я следователь, к тому же в два раза вас старше, так что будьте так любезны уважать меня, а именно: вести себя здесь прилично и отвечать на мои вопросы, все понятно? – На этих словах я присмирела, и все было бы хорошо, но черт его дернул добавить еще одну фразу: – Иначе придется сделать вам прививку от бешенства.

Вот и все. Тут должна пояснить, что, имея маму врача, я до смерти, ну просто панически боюсь всяких прививок, уколов, взятия крови из пальца или вены, операций и прочего. А с возрастом эта боязнь все усиливается; заболев даже гриппом, я не позволяю маме вызывать врача на дом и лечусь народными средствами. Я дошла уже до того, что при любом упоминании об анализах незамедлительно падаю в обморок. Что я и сделала.

Очнулась я в палате. Нет, вру, конечно, ни в какой и не в палате, а в обыкновенном медицинском кабинете, находящемся здесь же, в этом здании, на первом этаже. Я видела его, когда мимо проходила. Только вот как Акунинский смог перетащить меня сюда, остается загадкой. И тут в мою больную голову пришла непонятно откуда взявшаяся мысль: он, этот хам, даже не представился мне, то есть я не знаю его имя и отчество!

Мгновенно спрыгнув с кушетки, я нашла глазами следователя – он находился рядом с медсестрой, и они что-то обсуждали, видать, мое плачевное в плане головы состояние, – и тут же с места в карьер задала настолько мучивший меня вопрос:

– Как вас зовут?

Оба уставились на меня ну просто сумасшедшими глазами. Их можно было понять: то я лежала, извините, как бревно, а тут вдруг ни с того ни с сего вскочила, глаза выпучила и давай дурацкие вопросы задавать.

– Вы видите? – испуганным голосом обратился следователь к сестре. – У нее уже амнезия! Что же делать?

Его голос так дрожал, что я, испугавшись того, что он сейчас разрыдается как младенец или же последует моему примеру и грохнется на пол без чувств, скорее попыталась его успокоить:

– Нет-нет! Я все помню! Вы следователь Акунинский, к тому же в два раза старше меня…

– Что же вы притворяетесь? – грозно рыкнул он.

– Я не притворяюсь. Вы же так и не представились!

– Борис Николаевич к вашим услугам, гражданка Образцова, – с намеком на сарказм ответил-таки товарищ следователь. – А теперь попрошу не тратить больше понапрасну мое время и вернуться в кабинет. Или, если вы плохо себя чувствуете, приходите завтра.

– Нет-нет! Я уже готова отвечать на все ваши вопросы!

И мы с другом следователем вернулись в его комнату. Там он сел за видавший виды стол и сверился с часами.

– Долго же я с вами провозился. Ко мне должен человек прийти для дачи свидетельских показаний. – Борис Николаевич прочистил горло. – Итак, вы остановились на том, как завалились в кусты.

– Ах да! – неимоверно обрадовалась я, вспоминая тот случай. – Ну вот, я, значит, пощупала его…

– Кого вы пощупали?

– Я ж говорила, труп я пощупала.

– Зачем?!

– Как это – зачем? Чтобы проверить, что это труп, конечно. Ну там, за руку, за ногу. Потом заорала, следом – завыл волк и пролетела ведьма.

– Стоп! Стоп! Сто-оп! Какая нога? Какой такой волк?! Какая ведьма?!

В общем, выгнали меня с позором, перед тем отругав и велев передать какому-то Хрякину, чтобы зашел. Кто этот Хрякин и куда конкретно его нужно послать, уточнить я не рискнула.

Сразу за кабинетом на одиноком стульчике примостился мужчина лет тридцати или чуть меньше.

– Вы – Хрякин?

Мужчина обратил ко мне свой задумчивый взор и показался мне при этом очень знакомым. Где я его могла видеть?