Первая научная история войны 1812 года

Я убежден, что нынешний «культ» и незаслуженная популярность работ сталинского историка должны уйти в прошлое. Хотя я понимаю: не в последнюю очередь популярность его в наши дни связана с тем, что издательствам не надо платить автору гонорар и нет необходимости проводить какую бы то ни было работу по подготовке материала. Е.В. Тарле обладал литературными талантами и кругозором, но научной ценности в его работах поистине мало. Кроме того, этот советский академик был очень и очень зависим от конъюнктуры и постоянно «менял показания» — причем самые принципиальные, наиболее оценочно важные. Во многом его успеху способствовало отсутствие выдающихся конкурентов и критиков: кто-то находился в эмиграции, кто-то был уничтожен стихией революции и преступлениями И. Сталина; в то же время на Западе постепенно воцарялось безвременье всевластия левацких кругов: а в среде социалистических маргиналов, этих псевдоинтеллектуалов, ничего масштабного зародиться не может. Поэтому даже конъюнктурный служка советского монстра превосходил их своим неоампирным масштабом и замахом (чему, естественно, помогало его дореволюционное классическое образование и путешествия в Европу!).

Хотя вышеозначенного вполне достаточно, чтобы оставить «глыбу» историографии в кладовой и пересыпанную нафталином, я все же проведу внушительный «парад» тех передергиваний, «изменений показаний» и прочей антинаучной деятельности, которые себе позволял Е.В. Тарле. В этом мне поможет отрывок из работы Б.С. Кагановича — одного из его современных и бережных биографов:

«Вместе с тем в первом издании „Наполеона“ Тарле, как нам кажется, более откровенно выразил свое подлинное мнение о Кутузове и о „народной войне“ 1812 г. в России, которое в позднейших изданиях смягчено и корректировано. Так, о поведении Кутузова при Аустерлице в издании 1936 г. читаем: „Но Кутузов, надевший маску бесконечного добродушия, тонкий придворный с ног до головы при всех своих мнимо простецких ухватках, хотя был твердо убежден, что русскую армию ждет катастрофа и что нужно бежать от Наполеона, не теряя времени, уклоняться от решительной битвы, отсиживаться вдали, — однако не смел противопоставить роковому легкомыслию, обуявшему царя, категорическую оппозицию, зная, что этим он ставит на карту свое положение главнокомандующего. Гораздо легче оказалось для него поставить на карту жизнь нескольких десятков тысяч солдат. Кутузов был в русско-австрийском лагере единственным настоящим полководцем, единственным понимавшим дело генералом (из тех, голос которых вообще что-нибудь значил)“. В издании 1939 г. и последующих наиболее острые строки этой характеристики опущены.

В издании 1936 г. дана следующая общая характеристика Кутузова: „Михаила Илларионовича Кутузова и Александр I, и Наполеон, и все, близко его знавшие современники, считали хитрой старой царедворческой лисой. Но у него кроме этих качеств царедворца была еще и редко встречающаяся способность влиять на подначальных ему солдат-крепостных. Он перенял в этом отношении кое-что от Суворова, хотя о сравнении их талантов и их репутации в армии не может быть и речь. Тончайше проведенная симуляция добродушного старого служивого в генеральском мундире, немудрящего простого русского человека, уповающего на правоту дела, на Смоленскую чудотворную икону, доставленную в его лагерь, — все то, что проделал и разыграл талантливейшим образом Кутузов от Царева Займища до Бородина и во время Бородина и после Бородина, не обмануло его врагов, хотя обмануло и солдатскую массу и отчасти потомство“.

Во всех последующих изданиях эта характеристика исключена, хотя можно думать, что Тарле и позднее придерживался этого же мнения о Кутузове. Об этом свидетельствует его письмо литератору С.Т. Григорьеву от 20 июля 1940 г.: „Кутузов — замечательный полководец, но он не Суворов и не Бонапарт. …Равнять его с Суворовым или Наполеоном — значит лишь без нужды унижать его, вызывая на основательные и решительные противоречия всех знающих читателей. И натура не та, и приемы не те, и психика не та, и физика не та, и обстоятельства не те. Это важнее всего, важнее даже и того, что по своим стратегическим и тактическим дарованиям, просто по размерам этих дарований Кутузов не равен Суворову и подавно не равен Наполеону (выделено мной, Е.П.)“.

Итоги Бородинской битвы в издании 1936 г. представлены следующим образом: „Когда Кутузову представили ночью первые подсчеты и когда он увидел, что половина русской армии истреблена в этот день 7 сентября, то он категорически решил спасти другую половину и отдать Москву без нового боя. Это ему не помешало провозгласить, что Бородино было победой, хотя он был очень удручен, и в эту победу сам явно не верил“. В издании 1939 г. последние восемь слов исключены. В издании 1941 г. добавлена фраза: „Победа моральная была бесспорно“.