Первая научная история войны 1812 года

Жители Петербурга, вместо того чтобы интересоваться общественными делами, занимаются г-жою Сталь; им я извиняю это заблуждение, они давным-давно впадают из одной ошибки в другую, доказательство — приверженность ваших дам к католицизму. Но ведь твоим, милый друг, редким умом я всегда восхищалась, а ты поддаешься влиянию атмосферы, среди которой живешь! Это меня крайне огорчает. Я этого от тебя не ожидала. Да что же такого сделала дрянная Сталь, чтобы возбудить такой восторг? Ее бы следовало посадить в дом умалишенных за ее сумасбродство и за бегание по Европе пешком с капюшоном на голове…

В числе других неприятностей мы имеем удовольствие жить под одним небом с 3000 французских пленных, с которыми не знают, что делать: за ними некому смотреть. На днях их отправят далее, чему я очень рада. Все солдаты — поляки, немцы, итальянцы и испанцы. Больше всего поляков, они дерзки, многих побили за шалости. Офицеров — человек сорок и один генерал. Последний — француз, равно и человек десять офицеров. Нельзя шагу сделать на улице, чтобы не встретиться с этими бешеными. Его Высочество принц Гогенлоэ тоже здесь содержится. Нынче утром я его встретила — бежит по улице, а за ним гонится солдат. Впрочем, самые многочисленные отряды пленных отправили в Нижний, там их умирает по сотне ежедневно; одетые кое-как, они не выносят нашего климата. Несмотря на все зло, которое они нам сделали, я не могу хладнокровно подумать, что этим несчастным не оказывают никакой помощи и они умирают на больших дорогах как бессловесные животные.

Я совсем глупа стала. Ум, понятие, все, все на свете в милой Москве оставила.

Император Наполеон I о Бородинском сражении и вступлении в Москву

…Восемью днями раньше я одержал над ними победу в большом деле при Москве-реке (имеется в виду Бородинское сражение — курсив и прим. мое, Е.П.); с девяносто тысячами напал я на русскую армию, достигавшую двухсот пятидесяти тысяч, с ног до головы вооруженных, и я разбил ее наголову. Пятьдесят тысяч русских остались на поле битвы. Русские имели неосторожность утверждать, что выиграли сражение, и, тем не менее, через восемь дней я входил в Москву. Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год; ибо в России всегда запасы на несколько месяцев делались до наступления морозов. Всевозможные магазины были переполнены. Дома жителей были хорошо снабжены, и большинство их оставили своих слуг, чтобы служить нам. Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их дома, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло нам понадобиться и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались. Они знали, что ни в Берлине, ни в Вене, где я был с моими армиями, жителей никогда не обижали: к тому же они ждали скорого мира (курсив мой — прим. Е.П.).

Гроза двенадцатого года. М., 1991, с. 563.

Культурные ценности, погибшие в Москве во время сожжения ее правительством в 1812 году.

Немецкая слобода вся выжжена, тут и Слободский дворец, который французы зажгли за несколько дней перед выходом своим. У Богоявления уцелел дом графа Головкина, а у Вознесения Демидова у графа А.К. Разумовского.

В Старой Басманной уцелели только четыре дома: Хлебниковой, кн. Куракиной с Гошпиталем, Запасной Дворец, а у Красных ворот в правой руке каменный небеленый дом генерала Толля. Дом же Аршиневского сгорел; также дома гр. Гудовича, Высотского, Ласунского, кн. Михаила Петровича Голицына, Мещанинова и все другие.

На Земляном валу все здания сгорели, кроме Шереметевской больницы и большого корпуса Спасских казарм. Дом же обер-полицмейстера сгорел. Сухарева башня уцелела. От Никольских ворот до Мясницких все здания уцелели; а от Мясницких до Красных ворот все сгорело, кроме четырех домов, в том числе князя А.И. Лобанова, коего один только флигель сгорел. Дома Потуловых и Бутурлиных также сгорели.

От Никольских ворот до Сретенских все здания целы; также и к Кузнецкому мосту, на коем сгорел один только желтый флигель, где была конфетная лавка Гуа. Дом губернатора Обрезкова сгорел, также Аненкова. Решетникова дом с флигелями цел. Графа Ростопчина на Лубянке также, и вообще все дома на Лубянке.